Аналогичный мир - 2

Зубачева Татьяна Николаевна

— Туда, иди туда.

Его подтолкнули к группе цветных. Вот оно что. Все с руками на затылках, всех обыскивают, кидая оружие в кучу. Нашёл взглядом недобитка. Хрипит и дёргается. Ладно, не здесь, так… если поп не врал про тот свет после смерти, то там встретимся.

Эркин встал к остальным цветным. Стояли молча, не рискуя перешёптываться. Стояли долго, затекали руки, но все привычно терпели.

— Капитонов! Если закончил, давай этих к остальным, раненых подберут.

Эркин невольно напрягся. С той минуты, как его поставили к остальным, он, не отрываясь, смотрел на свой нож. Не складной, а второй. Нож

сделал ему Андрей. В Бифпите отобрал на Балу у какого чмыря, заново наточил и сделал новую рукоятку. И научил, как носить в сапоге, быстро доставать и мгновенно прятать обратно. И… и это всё, что осталось от Андрея, что останется ему до конца, до его конца… «Давай к остальным», — сказали. В Овраг? Всё равно. Ну… И когда им скомандовали: «По трое становись!» — возникла мгновенная сутолока, он, уже не помня себя, одним прыжком кинулся к оружию, схватил свой нож, ударом о колено переломил, швырнул клинок в общую кучу и, зажимая в кулаке рукоятку, метнулся обратно. Но его перехватили.

— Смотри, какой прыткий, — офицер покатал по ладони собранную из разноцветных полупрозрачных кусочков рукоятку, поднял на Эркина зеленовато-серые спокойно насмешливые глаза. — Нашёл из-за чего головой рисковать. — И по-английски: — Сам делал?

— Нет, сэр, — Эркин говорил тихо, глядя не в лицо офицера, а на лежащую на его ладони рукоятку. — Брат.

Офицер кивнул. Двое солдат, державших Эркина за заведённые за спину руки, ослабили хватку, но не отпустили.

— А… брат твой где? — так же медленно спросил офицер.

— Его убили, сэр. Эти… — у Эркина вдруг перехватило дыхание. Он не ждал, что эти слова достанутся ему с таким трудом и, не договорив, мотнул головой, указывая на стоящую невдалеке свору.

Офицер шагнул к нему, вложил рукоятку в нагрудный карман его рубашки и застегнул пуговичку.

— В строй. Руки за голову. И больше не дёргайся.

— Да, сэр, — выдохнул Эркин, вставая к остальным.

— Сержант, ведите, — распорядился по-русски офицер.

— Есть! — ответили по-русски.

И зазвучали уже по-английски привычные и хорошо знакомые бывшим рабам команды пешего перехода.

В двух кварталах от Цветного их остановил патруль.

— Туда нельзя. Назад. Идите обратно.

— У меня там муж, дочь, — стала объяснять Женя сразу на двух языках.

Но солдат, словно глухой, монотонно повторял по-английски одно и то же:

— Надо вернуться, Джен, — тихо сказала миссис Стоун.

Женя глубоко вздохнула.

— Поймите, заговорила она по-русски. — Я ничего не знаю о них. К кому обратиться?

Солдат посмотрел на неё уже с живым интересом, но отвечал по-прежнему по-английски.

— Всё к коменданту.

— Где он? Где его найти?

— В центре.

— Где в центре?

— В центре, — повторил солдат. — Назад. Нет прохода. Всё к коменданту.

Миссис Стоун за локоть мягко, но сильно оттащила Женю.

— Лучше пока вернуться к вам, Джен.

— Нет, — покачала головой Женя. — Пойдём в обход.

— Хорошо, — помедлив, согласилась миссис Стоун.

Рози молча взяла Женю под руку, и они опять пошли.

Русские патрули будто не замечали их, а прохожих не было. Джексонвилль ещё не опомнился от ужаса Хэллоуина.

Их больше не обыскивали, а когда обе группы соединились, разрешили опустить руки и сесть. Эркину удалось пробраться к

Мартину, которому кто-то дал рабскую шапку, чтобы его светлые волосы не так кидались в глаза.

— К раненым они не прорвались.

Мартин молча кивнул.

— Меченый, не говорили, куда нас? — шепнул кто-то.

— Не слышал, — ответил Эркин. — А вам?

— Молчать! — прикрикнул часовой.

Но относилось это не к ним, сразу сообразил Эркин: подслушать камерный шёпот солдат не мог, а к уцелевшей своре, так же сидящей на земле в двух десятках шагов от них.

— Мартин, — зашептал по-камерному Эркин, — ты тихо говорить не умеешь, молчи. Я сейчас на край переберусь, послушаю, — и ответ на вопросительные взгляды Мартина и сидевших рядом Арча и Одноухого улыбнулся: — Я понимаю немного.

Они кивнули, и Эркин, не вставая с земли, поменялся местами с Грошиком, потом ещё с одним из ватаги Арча, и ещё… пока не оказался на краю. Мартин смотрел на его бессмысленно-тупое лицо… Неужели это маска? А у остальных? Он не додумал, потому что от Эркина шёпотом от одного к другому прилетело: «Увезут на фильтрацию». И зашелестело, заметалось:

— Фильтрация — это чего?

— А хрен их знает…

— Меченый говорит, навроде сортировки.

— Ни хрена себе!

— Да откуда ему знать?

— Врёт, думаешь?

— Да на хрена ему врать?

— Говорит, стоящий мужик объяснял.

— Мартина спроси.

— Мартин, ты не говори, услышат, головой только…

— Врёт Меченый?

Мартин молча мотнул головой, словно муху отгонял. И полетело всем понятное — сортировка.

Из-за завала робко выбирались женщины, мальчишки уже давно расположились по гребню и склону завала. Походить к сидящим на земле мужчинам не решались. Женщины, многие с детьми на руках, переходили с места на место, выглядывая своих. Мужей, братьев, любимых… Сыновья: подростки и мальцы совсем — их русские сразу отпустили, отобрав только у кого что было из оружия — сидели на завале. Найдя, выглядев своего, старались как-то незаметно привлечь внимание и, встретившись глазами, уже оставались так стоять. На свору никто не смотрел. Добить же не дозволят, так и нечего душу травить.

Было уже совсем светло. Забегали, засуетились русские, и Эркин передал:

— Грузовики пришли. Сейчас повезут.

И вдруг из-за завала выбежали Маша и Даша. В своих курточках, косички торчком из-под беретиков. Они тащили большую корзину, наполненную нарезанным хлебом. Поставили корзину на землю, подбежали к часовому и затараторили так быстро и напористо, что Эркин, оторопело моргая, не мог перевести и даже не соображал, чего они прыгают вокруг часового. Подошёл офицер, и Даша с Машей переключились на него. Они выхватывали из корзины ломти хлеба, вертели ими перед его лицом и бросали обратно. Наконец офицер рассмеялся и кивнул.

— Пускай их.

— Да уж чего там, — отозвался часовой, — когда ещё бедолаг накормят.

Даша и Маша подтащили корзину к сидящим на земле и стали раздавать им хлеб. Толстые ломти, склеенные попарно тонким слоем жира.

— Не вставайте! Мы подойдём! Вставать нельзя! Всем хватит! — звонко выкрикивала Маша.

Ловко протискиваясь между сидящими, они раздавали хлеб, успевая шептать:

— Твои целы… Жена выжила… Раненые в безопасности… Держитесь…

Протягивая хлеб Эркину, Даша шепнула: