Аналогичный мир - 2
Шрифт:
Золотарёв улыбнулся.
— Как всегда, Свиридов. Значит, так… Сейчас отдыхай, потом едем в Диртаун, оттуда в Спрингфилд, а там… подождём немного и обратно в Диртаун.
— Концы дай боже, — Свиридов усмехнулся. — И за сколько?
— Завтра вечером мне надо в Колумбию.
Свиридов кивнул.
— Трудно, но возможно. Сделаем.
Золотарёв хлопнул его по плечу.
— Я зайду.
— Я всегда на месте, — улыбнулся Свиридов.
Золотарёв кивнул и ушёл. Так, Бредли и Трейси он от парней отсёк. Но до чего же скользкие, сволочи, не прижмёшь их… Ладно, бумага эта ещё сыграет. Пусть они теперь только сунутся
Перед отбоем Михаил Аркадьевич постучал в дверь палаты Никласа.
— Не спите ещё?
— Нет, Михаил Аркадьевич, — Никлас читал, лёжа в кровати. — Заходите, конечно, садитесь.
Михаил Аркадьевич переставил стул и сел возле кровати. Никлас отложил книгу на тумбочку.
— Как я понимаю, курс лечения можно считать завершённым.
— Вы догадливы, Никлас. Но наполовину.
— Та-ак, — Никлас улыбнулся, — попробую догадаться.
— Не тратьте на это мозговую энергию, — улыбнулся Михаил Аркадьевич. — Будете лечиться и работать сразу.
— Моя половина ясна, — кивнул Никлас. — А ваша?
— Примерно такая же. Итак, ситуация в общем. Практически всё прошло по плану. Никого не пришлось искать по норкам. Вылезли сами и показали себя во всей красе.
Никлас кивнул.
— Я не видел наших раненых.
— У нас без потерь, — улыбнулся Михаил Аркадьевич. — Добычи много, и теперь пашем, разгребая и сортируя. Завтра я еду в Колумбию. Вернусь к вечеру. А чтобы вам не было скучно, Никлас…
— С кем побеседовать? — понимающе улыбнулся Никлас.
— Со своей памятью, Никлас, — Михаил Аркадьевич говорил очень серьёзно. — Всё, что вы помните и знаете о Белой Смерти.
Никлас медленно кивнул.
— Да, помнить и знать — это разные вещи, — он улыбнулся. — Думаете, получится?
Михаил Аркадьевич задумчиво повёл плечом, потёр висок.
— Думаю, да. До сих пор мы о ней только кое-что от кое-кого слышали. Причём большей частью, по-моему, распускаемые ею же слухи. Сейчас ни Службы Безопасности, ни Службы Охраны нет. Прикрываться ей некем. Убрать всех, кто мог назвать отдававших приказы, они не успели. Взяли, я повторяю, многих.
— Есть из чего собирать мозаику, — улыбнулся Никлас.
— Да. И очень важны ваши… камушки.
— Я постараюсь. Удачи вам, Михаил Аркадьевич.
— Спасибо, — Михаил Аркадьевич встал. — Я понимаю, Никлас, воспоминания неприятные, но другого источника информации пока нет.
— Пока?
— Да. Я рассчитываю на Колумбию. Там произошли очень интересные события.
— Что ж, — Никлас улыбнулся какой-то странной, не своей улыбкой. — Буду ждать встречи.
— Спокойной ночи.
Когда за Михаилом Аркадьевичем закрылась дверь, он взял книгу, заставил себя читать. Но глаза бездумно скользили по буквам, не складывавшимся в слова. Неужели удалось ухватить конец ниточки? Неужели… нет, нельзя, чтобы это безумие опять сковало мозг…
…- Мы всесильны… Вы зря упрямитесь… Отдаю должное вашему мужеству, но сопротивление глупо…
…Нет, этого нет, и не повторится. Никлас снова закрыл и отложил книгу. Итак, главное — спокойствие. Не «память сердца», а холодный анализ. И лучше это делать с утра на свежую голову. А сейчас… сейчас наметим план. Он взял блокнот, карандаш и обстоятельно, чётко, как когда-то, давным-давно, когда он мог записывать, а не держать всё в голове, записал по пунктам. Организация… финансовые источники… структура… цели… методы… руководство… место в общегосударственной структуре… идеология… деятельность… и, разумеется, деятели. Вот теперь можно спать. Остальное — завтра.
Он встал, выключил свет и лёг. Нет, он не потеряет контроль над собой. Нельзя. Надо спать. Набраться сил. И утром, в вычищенных сапогах на свежей голове — он улыбнулся старинной, но не теряющей актуальность шутке — браться за дело. А сейчас спать.
Эркина выдернули из сна неожиданно и грубо лязгнувшая в неурочное время дверь и голос:
— Эркин Мороз. На выход. С вещами.
Непослушными то ли спросонок, то ли от неожиданности руками он намотал портянки, натянул сапоги и спрыгнул вниз. На ходу надевая куртку, пошёл к двери. Из-под одеял блестели глаза, но голоса никто не подал, даже головы не поднял.
Так рано… до подъёма… Зачем?! С вещами. Переводят в другую камеру? Так за что? У них всё было тихо.
— Давай живо. Руки за спину.
Коридоры, повороты, лестницы… Вывели во двор. Небо ещё только синеет, прожекторы… Эркин вдохнул холодный, чуть влажный воздух и чуть не поперхнулся им, закашлялся.
— Шапку надень. Руки за спину. Вперёд.
Он с привычным послушанием выполнял приказы. Мучительно знакомое отупение накатывало на него удушливой волной. Сколько помнит себя, и всё одно и то же.
Его подвели к маленькой тёмно-зелёной машине. Но это не машина для перевозки рабов. И не «воронок», как называл их Андрей. Но видел на перегоне, в таких ездили русские из комендатуры. У машины… тот самый. Его отдают этому хмырю?! Тогда конец. И улыбается ещё, сволочь.
— Подследственный Мороз доставлен, майор.
— Спасибо, сержант. Свободны, — и уже по-английски: — Давай руки.
Клацнули на запястьях наручники. Всё-таки спереди сковал.
— Залезай.
Эркин неуклюже, путаясь ногами и плечами в каких-то углах и выступах, полез в машину.
— Экий ты неловкий.
Его подтолкнули в спину и усадили на заднем сиденье.
Золотарёв сел рядом с шофёром. Гудок, и ворота стали открываться. Свиридов мягко стронул машину с места.
Когда выехали за ворота, Эркин осторожно скосил глаза на окно. Нет, вроде город незнакомый. Хотя… нет, не то, может, и был здесь весной, до всего, но не помнит.
— Майор, он сзади по голове не треснет? — негромко спросил Свиридов.
— Да нет, — весело ответил Золотарёв. — Он спокойный, — и еле заметно подмигнул Свиридову, — когда без приказа.