Аналогичный мир - 3
Шрифт:
Одобрительно кивнув, усач поставил на поднос двенадцать пузатых стеклянных кружев с ободком посередине, налил пива и быстро составил стопку из двенадцати картонных тарелок с тремя бутербродами на каждой.
— Держи. Ровно тридцать с тебя.
Эркин расплатился Ряхиными бумажками и понёс поднос к угловому столику, который был побольше остальных, и потому все поместились. Эркина встретили радостным гомоном.
— Во, это я понимаю!
— Ну, даёшь, Мороз.
— Это по-нашенски!
— Гуляй
Когда все разобрали кружки и тарелки, Эркин хотел отнести поднос, но его ловко прямо из-под локтя у него выдернула бродившая между столиками с тряпкой старуха в белом, повязанном по брови, платке и клеёнчатом длинном фартуке.
— Ну, — Медведев оглядел стоявших весело блестящими синими глазами. — Ну, за Мороза, чтоб и дальше ему с нами, а нам с ним работалось, — и, когда все сделали по глотку, строго сказал: — Кому чего сверх надо, то уж сам платит.
— Да ладно, Старшой, — поморщился Лютыч. — Чего ты из-за одной… — он забористо охарактеризовал Ряху, — на всех баллон катишь.
Эркин перевёл дыхание: всё, вот теперь настоящая прописка.
В общем разговоре рассказов и расспросов одновременно он узнавал, что две недели с утра, с семи до трёх, а две — с трёх и до одиннадцати, а получка во вторую и четвёртую пятницы… сейчас-то что, а вот в войну в три смены… в две, но по двенадцать… было дело, кто помнит… да ладно, нашёл что вспоминать… ни выходных, ни отгулов… война по всем прошлась… а на фронте… я пять лет отбухал, раненый, а… ладно вам, семья-то большая, Мороз?
— Жена и дочка, — охотно ответил Эркин.
— А поселился где?
— В Беженском Корабле.
— От Комитета, значит?
— Ну да, туда только через Комитеты.
— Ага, беженский ещё и ветеранский.
— Ага, и этот… жертв и узников…
— Ветеранский отдельно, уж я-то знаю.
— Квартира хорошая-то?
Эркин кивнул.
— Тёплая. И большая.
— С ремонтом?
— Или сам делать будешь?
— Сам, — кивнул и несколько небрежно бросил: — Не знаю, кто там раньше жил, но ремонт надо делать.
Он рассчитывал, эта хитрость пройдёт. И прошла. Никто ту троицу и не вспомнил.
— Я тоже в Беженском, — сказал Миняй в новеньком белом полушубке. — В правой башне. А ты?
— В левом крыле.
— Земляки, — подал наконец голос молчавший вмёртвую Ряха.
Но его не заметили, и он опять уткнулся в кружку.
— И давно приехал?
— Во вторник.
— Не обустроился ещё?
— Начать и кончить, — усмехнулся Эркин.
— Мг, — кивнул Саныч. — В воскресенье, значит, дома будешь?
— Сороковины у меня в воскресенье, — хмуро ответил Эркин.
— Кого поминаешь-то?
— Брата. Убили
— Чего?
— Это где?
Эркин удивлённо посмотрел на них. Они не знают про Хэллоуин? Как такое может быть? Смеются, что ли? Да нет, лица серьёзные.
— Это праздник такой. Ну, и на Хэллоуин, — он заговорил медленно, подбирая русские слова, — хотели поворот сделать, назад, как до Свободы, повернуть.
— Реванш называется, — влез было Ряха и опять его не заметили.
— Кто?
— Ну, не мы же…
— Ну, понятно.
— Да чего там, недобитки, значит…
— Да, — кивнул Эркин. — Кого зимой в заваруху, — у него всё-таки начали проскакивать английские слова, но его, судя по лицам и репликам, понимали, — не добили.
— Ну, а вы что?
— Так ты с той стороны, не с Равнины?
— Опомнился!
— До тебя как до того жирафа…
— Давай, Мороз, так вы что?
— А мы отбивались. У них пистолеты и автоматы, у нас ножи да палки с камнями. Ну и…
— Понятно, чего там…
— Палкой пулю не отобьёшь.
— Подстрелили его? Ну, брата твоего. Эркин покачал головой. Говорить об этом было трудно, но он понимал, что надо сказать.
— Нет, его… он убегал, нет, на себя отвлёк… ну, его догнали, избили, потом облили… бензином… и подожгли. Он ещё жив был… кричал.
Эркин судорожно вздохнул и уткнулся в свою кружку, пряча лицо. Молчали долго. А потом кто-то — Эркин не видел кто — тихо спросил:
— А похоронил его где?
— Там же. В Джексонвилле. Всех наших, ну, цветных, у цветной церкви. Кладбище сделали.
— Ну, земля ему пухом, — вздохнул Лютыч. — И царствие небесное.
— И память вечная.
Глотнули, помолчали ещё немного и повели речь уже о другом, давая Эркину справиться с собой.
Хоть и пили не спеша, за разговором, но кружки опустели, и бутерброды уже съедены. И компания стала потихоньку разваливаться. Кто за повтором пошёл, кто прощаться стал. Эркин понял, что и ему можно уйти. Прописка закончена.
— До понедельника всем.
— До понедельника.
— Бывай, Мороз.
— Ты домой уже?
— Да, а ты?
— Я по второй.
— Ладно, прощевайте, братцы, отчаливаю.
— Бывайте.
— И ты бывай.
На улице было уже совсем темно. Эркин посмотрел на часы. Ну и ну, почти шесть! Надо же, как время прошло. Женя уже волнуется наверняка, а он тут гуляет… ну, ничего, он объяснит, что вчера его обманули, как дурачка купили, а сегодня настоящая прописка была. И Женя поймёт, она всегда понимает. Ну, всё, теперь домой. Женя сказала, чтоб он купил чего-нибудь в дом. Из еды, наверное… вкусненького.