Аналогичный мир - 3
Шрифт:
…Артём пошёл за тёрном, вернее, он сам и послал мальчишку. Труд не велик, а в доме подмога. Артём послушно взял корзинку и ушёл. Лизавета была на подёнке, малыши сидели в халупе, а он под мелким холодным дождём колол дрова — как раз они накануне своротили, перетащили к себе и распилили два телеграфных столба — и прикидывал, насколько им этого хватит, когда во двор влетел Тёмка без корзины и куртки, полуголый, посмотрел на него круглыми от ужаса глазами, заметался, не зная, куда прятаться, и вдруг упал на землю, прямо к его ногам, уткнувшись кудрявой головой в его измазанные сапоги.
— Ага, вот ты где.
— Тебе чего? — решил он вмешаться.
Новый, уже повнимательнее взгляд.
— Твой спальник? — и кивком показал на лежащего на земле Артёма.
— А тебе чего до этого?
— Спальников сдавать положено.
Руки пришелец держал в карманах, там мог быть пистолет, риск слишком велик, и он, сжимая топор, не пряча, но и не выставляя напоказ, продолжил:
— Чегой-то сдавать? Как это?
— Не знаешь? — удивился пришелец, и глаза его стали хитрыми. — Это же спальник. Русские собирают их и вывозят на исследования. За укрывательство расстрел, а за сданного награда. Понял?
— Чего ж непонятного, — хмыкнул он. — И большая награда?
— Не мало. Сотня.
— Ну так катись отседова. За такие деньги я сам его сдам.
— Покачусь, — кивнул пришелец. — И первому же патрулю скажу, кого ты прячешь. Тебе расстрел, а сотня моя.
И повернулся уходить.
— Постой, — окликнул он его и, когда тот обернулся, перешагнул через Тёмку, подошёл сам. — И сколько за молчание возьмёшь?
— У тебя таких денег отродясь не было.
Спорить с этим было нельзя, правда — она правда и есть.
— Так… — начал он, наводя чмыря, прости господи, на нужное. Пистоля у того явно нет, а то бы стрелял сразу, так что на разговор пойдёт.
И угадал.
— Так давай вот что, — глаза пришельца хищно блестели. — Ты мне мальчишку, а я тебе… ну… ну, полсотни.
— Пошёл ты… Сотня, и пацан т вой.
Они немного поторговались, и наконец тот уступил, вытащил из кармана руку и уже из нутряка достал пачку имперских. Протянул ему.
— Считай.
Он опустил топор и стал пересчитывать деньги, а пришелец шагнул к Тёме, властно ухватил того за волосы.
— Ты мой! Пошли!
И тогда он бросил эти бумажки, бесшумно поднял топор и качнувшись вперёд, точным ударом без замаха, чтоб не обернулся гад на свист, всадил лезвие до обуха в белобрысый затылок. Тот стоял, наклонившись, а от удара пролетел вперёд и упал не на Тёмку, а за ним. Тёмка вскочил на ноги, ошалело глядя на него.
— Цыц, — сразу остановил он мальчишку. — Малышню разбудишь. За ноги бери, сволочим его.
— Куда? — тихо спросил Тёмка.
— В отхожее, — сразу решил он. — Больше ж некуда.
Труп даже обыскивать не стали. Хрен ведь знает, какие приметы могут на вещах остаться. И бумажки эти — доллары имперские — сгребли и туда же, от греха. Потом он оставил Тёмку засыпать и перекапывать кровяную лужу и след, а сам сходил к терновнику за корзиной и Тёмкиными вещами. А вечером, когда Лизавета, уставшая от ходьбы и так ничего и не нашедшая, вернулась, сказал,
…Артём и Санька баловались, гоняясь друг за другом с ковшом холодной воды.
— Хватит, мальцы, — остановил их дед. — Санька, промыл башку? Тогда пошли.
Артём послушно вылил воду обратно в кадку и шлепком вышиб Саньку в предбанник. Тот был без крыши, и их сразу ослепило синее по-весеннему небо. Квас в деревянном расписанном красными цветами туеске их уже ждал. Выпили по ковшику, строго соблюдая старшинство, вытерлись, оделись во всё чистое.
— Ну, — дед обеими руками распушил бороду. — Пошли, пока не выстыло. Пусть и бабы попарятся.
Не спеша, по скользкой талой тропинке прошли в дом. Бабка суетливо, подгоняя Ларьку и Лильку, захлопотала, чтоб отдохнули, пока они быстренько…
— Ладно тебе, — остановил её скороговорку дед. — Идите, пока пар держится.
— Тём, — попросила Лилька. — Вы без нас чаю с конфетами не пейте, ладно?
— Ладно-ладно, — засмеялся Артём.
И хотя почти всё было к чаю готово, они пошли в свою горницу и легли. Дед, как всегда, на лежанку, а Артём с Санькой на кровать.
Артём вытянулся на спине, привычно закинув руки за голову, рядом сопел Санька. Тихо, тепло, безопасно, тело приятно ломит, как после массажа или хорошей растяжки. Он бездумно и легко дремал, ничего не вспоминая и не опасаясь. Все страхи, боль, отчаяние — всё позади, будто и не было ничего, будто он и вправду… дедов внук и мамкин сынок, и не было ни питомника, ни Паласа, ни хозяина… А придут из бани бабка с Лилькой и Ларькой, будут все вместе пить чай, с конфетами и мёдом, а потом делать уроки для школы, а потом… Мысли путались, уплывая в тёплую мягкую темноту сна.
— Тём, вставай, — потрясли его за плечо.
Он рывком сел, ошалело моргая со сна.
— Лилька?
— Ага!
Красная, с туго обвязанной белым платком головой, Лилька смеялась во весь рот.
— А самовар на столе-е!
— Ага-а! — Артём зевнул и легонько толкнул в бок Саньку. — Вставай, чай пить будем.
Санька длинно с подвывом зевнул.
— А-а… а конфеты?
— Будут тебе конфеты, — вошёл в горницу дед. — Лилька, бабке помоги. Давайте, одевайтесь, а то не ровён час…
Артём, сразу поняв недосказанное, быстро натянул штаны и стал надевать рубашку. Ну да, в прошлую субботу как раз, они только за самовар сели, как пришли эти, из Комитета. С проверкой. Тогда обошлось, хотя везде нос сунули, обо всём спросили, но ведь если захотят прицепиться, то найдут, к чему. Что они втроём на одной кровати спят, а он знает, как о таком думают, поморщились ведь. Дед, правда, заговорил их, увёл в сторону, а всё равно…
— Давай, Санька, шевелись.
Санька со сна путался в рукавах и пуговицах. Артём помог ему, застегнул и аккуратно заправил в штаны рубашку. Штаны тоже новые, две недели, как купили. Всю одежду сменили, всем, и белья теперь у каждого четыре смены, Лильке ещё платье на занятия ходить. Сундук мамкин уже доверху набит, ну, почти доверху.