Аналогичный мир - 3
Шрифт:
Они шли вдвоём с Миняем и вели неспешный солидный разговор о хозяйстве. Идея устроить на кухонной лоджии что-то вроде погреба не оставляла Миняя. Мечтал он и об участке, чтоб сад с огородом, своё когда, а не покупное — это ж совсем другое. Эркин особо не возражал, но его ни свой сад с огородом, ни дом, где надо топить печь и таскать воду из колодца, нет, его это не привлекало. Водопровод и центральное отопление куда лучше.
— Оно, конечно, так, — вздохнул Миняй, — но вот печь, знаешь, русская, с лежанкой, это зимой залезешь, прогреет тебя и любую хворь
И Эркин невольно кивнул, вспомнив ту печь, без лежанки, правда, и как он прижался к ней всем своим избитым голодным телом, впитывая тепло.
— Да, — задумчиво сказал он, — печь — это хорошо.
— Во! — оживился Миняй. — А баня?!Да разве ванная, недомерок этот кафельный, в сравнение пойдёт?! И рядом не лежало! Попариться… слушай, а ты в бане, настоящей, с парилкой, был когда?
— Нет, — улыбнулся Эркин. — Только слышал, в лагере рассказывали.
— Ну вот. А я помню. Эх, сговориться бы с кем из наших, кто в Старом городе, у них там, почитай, в каждом дворе банька, да пропариться. Общественные тоже то, да не совсем то. А там-то… да как следует… Это… это ж как заново родиться!
— А мне душ нравится, — возразил Эркин.
— Удобно, конечно, кто ж спорит, но для души баня лучше, — убеждённо сказал Миняй.
За разговором они незаметно дошли до дома и попрощались у центральной башни.
Время позднее, Алиса уже спала, но Женя, как всегда, ждала его.
— Эркин, — она быстро обняла и поцеловала его. — Ты как?
— Всё в порядке, Женя.
— А это что?
— Это моё зимнее, ну, — Эркин улыбнулся, — спецура. Нам летнее выдали, а зимнее вот, я принёс.
— Ага, понятно, — кивнула Женя, — потом займёмся, раздевайся, и ужинать будем.
Эркин занёс свой тюк в кладовку, быстро переоделся в домашнее, умылся — душ потом, перед сном, Женя же ждёт — и прошёл на кухню. Накрытый стол, мягкий свет, нарядные занавески на окне, и всё, каждый шкафчик, крючок, полочка, — всё это его, куплено и сделано им. Никогда ему так хорошо не было.
— Вкусно?
— М-м-м! — Эркин даже глаза закатил, изображая полный восторг. — Потрясающе вкусно.
Женя за смеялась и встала, собирая посуду. Когда она потянулась за его тарелкой, Эркин перехватил и поцеловал её руку. А Женя, наклонившись, коснулась губами его волос. И пока она мыла и расставляла посуду, Эркин сидел за столом и смотрел на неё, и Женя ощущала его взгляд, как тёплое ласковое прикосновение.
— Завтра ты в школе?
— Да, — вздрогнул Эркин. — И я прямо из школы на работу. Алиса одна пообедает?
— Конечно. Она это ещё когда умела. И ты пообедать не забудь.
— Я у «соловьёв» поем.
«Соловьями» назывался трактир недалеко от Новой площади. Там висели клетки с ручными соловьями, нельзя было курить и шуметь, а кормили сытно и вкусно. Правда, не дёшево. Но Эркина это уже не смущало. Разве в Бифпите они с Андреем не ели в лучшей цветной забегаловке? И жили в хорошей гостинице. И ведь как поешь, так и поработаешь.
— Хорошо, — кивнула Женя и, улыбаясь, но строгим голосом спросила: —
— Ага, — ответно улыбнулся Эркин.
Всякое упоминание о школе вызывало у него улыбку. Он сам не ждал, что учёба так ему понравится.
— Ну и отлично.
Женя вдруг, неожиданно для себя, зевнула. Эркин легко, одним плавным движением встал и подхватил её на руки.
— Пошли спать, Женя, да? Сейчас я тебя отнесу, уложу…
— Ага, — Женя, обхватив его за шею, положила голову ему на плечо. — А мыться ты будешь?
— Ага, — Эркин поцеловал её, входя в спальню.
Но уложить себя и раздеть Женя не дала, мягко высвободившись из его объятий. Эркин, как всегда, не стал спорить. Как Женя хочет — так и будет. Он быстро разделся до трусов, положил на место домашний костюм и ушёл в ванную.
Трусы в ящик с грязным, немного потянуться и под душ. И чего Миняй так о бане страдает? Душ с хорошим напором, душистым мылом… чего ж лучше? Что ещё нужно? А если много времени и хочется чего-то такого, то в ванне поваляться тоже… как говорят, не хило.
Эркин выключил душ, растёрся полотенцем и надел свой махровый халат. Мохнатая ткань приятно легла на чуть влажную кожу. Он затянул пояс и повёл плечами, увидев себя в зеркале. А что? Очень даже ничего. И враки все беляцкие, что после двадцати пяти кранты спальнику. Вот, двадцать шесть ему — и ничего!
Когда он вошёл в спальню, Женя уже лежала, но не спала, а перелистывала яркий глянцевый журнал. Эркин сбросил халат на пуф — утром отнесёт его в ванную — и лёг на своё место, потянулся, распуская мышцы, привычно закинул руки за голову. Женя закрыла и положила на свою тумбочку журнал. И, прежде чем выключить лампу, повернулась к Эркину.
— Спим?
— Как хочешь, Женя, — улыбнулся Эркин. — Тебе рано завтра. Это мне…
— А тебе в школу, — Женя щёлкнула кнопкой на подставке лампы и уже в темноте вытянулась на боку лицом к нему, погладила его по груди. — Спи, милый.
— Да, Женя, — Эркин мгновенно накрыл её руку своей ладонью и прижал к себе. — Да, Женя, спасибо. Спокойной ночи, да?
— Спокойной ночи, — шёпот Жени слился с её поцелуем.
Эркин закрыл глаза, услышав сонное дыхание Жени, и заснул. И последняя уже во сне мысль: как хорошо, как всё-таки всё хорошо.
Загорье разрасталось. Строили Культурный Центр, новую большую школу, ещё многоэтажный дом, но не кораблём, а башней. В газете писали, что там будут только маленькие квартиры, для одиноких и бездетных пар, и, хотя строители ещё только с фундаментом возились, этот дом уже окрестили Холостяжником. Строились ещё разные дома. Говорили, что надо ставить большую церковь в новом городе, а в Старом собирались перестраивать школу. Писали в газете и о больнице, старая-то совсем мала, с каждой хворью в район не наездишься, а заводская поликлиника — она для завода. В меблирашках и двух гостиницах было не протолкаться и по всему городу открывались всевозможные пансионы и общежития. А народу всё прибывало.