Аналогичный мир - 3
Шрифт:
Предложение Тима удивило Эркина: Тим же знает, что он не любитель курева, — но согласился. Бросил сумку на свой стол, и они вышли. Курили обычно в туалете, в передней комнате, где раковины и сушка. Тим достал сигарету, но не закурил, а молча вертел и мял её в пальцах.
— Ну? — пришёл ему на помощь Эркин. — Давай, а то звонок скоро.
— Тут… тут такое дело, — голос у тима натужный, будто ему сдавило горло. — Ты… того… ты пойми. Ты ж должен это знать, будь человеком, как человека прошу.
— Та-ак, —
— Затяжелела моя, — тоже по-английски ответил Тим. — Три месяца уже, врач ей сказал.
Эркин быстро на мгновение опустил ресницы и снова открыто посмотрел в лицо Тиму.
— И какая моя помощь тут нужна?
— Ну… Ну, как с этим теперь? Чтоб ни ей, ни ребёнку не повредить?
Тим смотрел на него с таким странным на его обычно непроницаемом лице выражением надежды, что Эркин заговорил очень просто и деловито.
— Сбоку или вниз ложись. Чтоб на живот не давить. И не лезь сам, только когда сама попросит.
— Ага, понял, — энергично кивнул Тим. — Всё?
— А с остальным ты не справишься, — с неожиданной для самого себя злобой ответил Эркин и перешёл на русский: — Пошли, звонок уже.
Тим молча кивнул, выбросил в урну так и не понадобившуюся сигарету, и они вышли из туалета.
В класс они вошли со звонком, но после Полины Степановны. Она только посмотрела на них, но ничего не сказала.
И урок пошёл своим чередом.
В ночном бараке ровный сонный шум. Храп, вздохи, бормотание во сне, чьи-то негромкие беседы. Андрей лежит на своей койке, слушает и не слышит, плывёт в полусне. Сейчас его никто не видит, он один, может не следить ни за лицом, ни за словами. Он — Андрей Фёдорович Мороз, из угнанных… Ладно, легенду он помнит… аж от зубов отскакивает, сам же её сколько времени сочинял, складывал из подслушанных, обиняком вызнанных кусочков и осколков собственных воспоминаний, чтоб без противоречий и нестыковок, и чтоб проверке поддавалась настолько, насколько можно и нужно. Ладно, можно об этом не думать.
Ладно, врачей он свалил, обошлось даже легче, чем думал. На номер его и не поглядели, не спросили, вот и врать не пришлось. Ну да, не тюремные росписи, как у бывалых сидельцев по русским тюрьмам, там бы начали мотать, где, когда и за что. А так… сошло. Шрамы только на заживление проверили. И в карте ему во всех графах написали: «Практически здоров, без ограничений». Уже легче. Ну, особо он и не боялся. Больных по-настоящему ещё на первичном осмотре отсекают и сразу: кого в госпиталь, а кого и за ворота, рассказывали у курилки. А вот психологи…
Андрей улыбнулся воспоминанию, не открывая глаз. А ведь тоже обошлось. Но и протрясся, конечно. Картинки, тесты… отбери
…Спокойная приветливая без насмешки улыбка, зеленовато-карие глаза.
— У тебя очень хорошие показатели. Тебе надо учиться.
— Спасибо, но, — он тоже улыбается, разводит руками, — только кто ж меня кормить будет.
Понимающий кивок.
— Есть вечерние школы, курсы. Учись обязательно. А то сопьёшься.
— Это ещё почему?
— От тоски, — улыбается психолог. — У тебя тоска по учёбе, ты только ещё не понял этого. И быть тебе филологом, или историком, или ещё кем, но там же.
— А я шофёром хочу.
— Будешь. Учись на шофёра. Но ты — гуманитарий, — улыбка становится чуть насмешливой. — Сейчас ты скажешь, что не знаешь этого слова.
— И скажу! Объясните.
— Пока не надо. Просто запомни…
…Гуманитарий. Надо будет по словарю проверить. Если то, как он помнит, то… то что, яблочко от яблони? К чёрту!
Андрей сердито повернулся на бок, натянул на плечо одеяло, закутался, пряча лицо в тёплую, наполненную живым запахом темноту. Здесь не холодно и безопасно, но ему так привычнее.
И успокоившись, снова улыбнулся. А ведь раскусил его этот чёртов психолог, не во всём, но раскусил. И удачный совет дал. Вполне в масть…
…Карта подписана. Лист заключения тоже. Но разговор не окончен.
— Ты место себе подобрал уже?
— Нет ещё, так, — он неопределённо крутит в воздухе рукой. — Подумываю.
— В Пограничье тебе оставаться нельзя, — и снова внимательный, но не враждебный взгляд. — Слишком тебя будет прошлое тревожить, на любом пустяке можешь сорваться.
— И куда посоветуете?
— Подальше от границы. Начни всё заново. Ты уверен в гибели родных, но боль ещё не улеглась. Не растравляй её. Ограничений по климату у тебя нет. Деревня тебе не нужна, не приживёшься ты там, а жить через силу, насилуя себя, не стоит, слишком велика нагрузка. И расплата. Ты — горожанин, но в большом городе тебе будет пока тяжело, лет через пять можешь попробовать.
— Ага, понял…
…Андрей поёрзал, укладываясь поудобнее. Ну вот, теперь есть на кого сослаться. Библиотекаршу он наведёт, чтоб сама ему на Ижорский Пояс указала, а Загорье… а название красивое. За горами. Всегда хотел в горах побывать.
Значит, завтра в библиотеку, потом в отдел занятости. Библиотекаршу он обработает, не проблема. А вот этот отдел… говорят, он с особым отделом на контакте. Большом и плотном. Так что, Андрей Фёдорович, рано тебе расслабляться. Спи давай. Я от лагеря ушёл, я от Найфа ушёл, а от тебя… Стоп. Когда уйдёшь, тогда и споёшь. А пока спи.