Аналогичный мир - 3
Шрифт:
И вот уже встаёт громада дома. Как метко его назвали. Действительно — корабль. Эркин сказал, что от магазина видны их окна. Женя обшарила взглядом окна на втором этаже, но найти свои не смогла. Хотя… хотя вроде вон Алискины игрушки, да и лампочка голая, у них же ни штор, ни абажуров нет. Тогда вот то окно, за лоджией, — это кухня, а с другой стороны спальня, дальше вторая лоджия большой комнаты и дальняя маленькая. Там темно. Свет горит только у Алисы и в кухне. Ей показалось, что вроде в кухонном окне силуэт Эркина, и она помахала свободной
Женя вошла в подъезд и стала подниматься на второй этаж, уже слыша детский гомон и смех. А в коридоре её сразу встретило радостное:
— Мама! Мама пришла!
К ней подбежала румяная, в сбившейся набок шапочке Алиса. Ну, значит, Эркин точно дома.
— Мам, а ты чего принесла?
— Вешалку, — улыбнулась Женя.
Они уже подошли к своей двери.
— Я позвоню, — предложила Алиса.
Но до звонка она не доставала, так что Женя позвонила сама. И сразу — она ещё руку от звонка оторвать не успела — Эркин распахнул перед ней дверь.
— Женя! — выдохнул он.
— Ага, я, — улыбнулась Женя, входя в прихожую. — Ну, как ты?
— У меня всё в порядке, — быстро ответил Эркин.
— И у меня! — заявила Алиса. — Мам, я ещё погуляю?
— Нет, хватит, — решила Женя, разматывая платок.
Эркин стоял рядом, тревожно глядя на неё. И Женя, потянувшись, поцеловала его в щёку.
— У меня всё очень хорошо.
И Эркин сразу улыбнулся своей «настоящей» улыбкой.
— Чайник горячий. И… И я картошки сварил. В кожуре. В «мундире», правильно?
— Ну, какой же ты молодец! — восхитилась Женя.
Они ужинали горячей картошкой с салом, чёрным хлебом и солёными огурцами. И Женя рассказывала о своём первом рабочем дне. Как у неё всё удачно получилось. Не нарушив при этом ни одного правила из тех, за которые она расписалась во второй тетради Лыткарина. Просто потому, что содержание и смысл печатаемых текстов её никогда не интересовали и потому не запоминались. А цвет волос, причёски и фасоны платьев сослуживцев, как и перспектива совместного чаепития с тортом в получку не входили в перечень запретных тем.
— Ну вот. А у тебя как?
— Всё хорошо, Женя, — Эркин несколько смущённо улыбнулся. — Мне сегодня про беженское новоселье рассказали.
— И что это? Алиса, вилка есть.
— Это все, кто хочет, приходят, помогают. С ремонтом. Подарки всякие приносят. Что в хозяйстве нужно, — и тихо закончил: — обустраивают.
Женя задумчиво кивнула.
— Понятно. Я тоже слышала об этом. Девочки рассказывали, как было, когда с квартир в своё жильё переезжали. И… что, к нам тоже придут?
Эркин опустил глаза.
— Сказали, что в среду зайдут посмотреть, что нужно делать. Я… я не один с работы приду. Наверное.
— Хорошо, — кивнула Женя. — Ты… тебя что-то беспокоит? Что, Эркин?
— Я… я думаю. Это ведь не обидно, Женя?
— Конечно, нет. Разве вот эти табуретки нам подарили, Виктор помогал тебе
Эркин покачал головой.
— Ну вот, видишь. А то, — Женя улыбнулась, — ты вроде этого… Тима становишься. Ну, помнишь его?
— Помню.
Эркин поднялся и стал помогать ей собирать посуду.
— Женя, я клей купил. Три больших банки.
— Ага, хорошо.
Он — Женя это ясно чувствовала — что-то не договорил. Но она так же ясно знала, что, когда они сядут за вторую, «разговорную» чашку, он расскажет уже всё.
Сели пить чай. Алиса, как всегда, хитро косила взглядом на конфету Эркина, и Женя погрозила ей пальцем. Алиса скорчила такую невинную мордашку, что Женя рассмеялась. Рассмеялся и Эркин. После ужина Алиса принесла на кухню мозаику, и, пока Женя мыла посуду и готовила всё на завтра, чтобы утром только разогреть, они с Эркином немного поиграли и уже почти закончили венок, когда Женя решила, что Алисе пора спать. А то опять утром не встанет. Алиса для вида немного покапризничала и понесла мозаику к себе. Женя, проследив, как она умоется и ляжет, поцеловала её в щёку.
— Ага-а-а, — Алиса открыла уже сонные глаза. — А Эрик?
Женя тихо рассмеялась и встала, потому что Эркин уже стоял на пороге.
— Здесь он.
Эркин, как и Женя, нагнулся и поцеловал Алису в щёку.
— Спокойной ночи, Эрик, — засыпая, сказала Алиса.
— И тебе спокойной ночи, — тихо ответил Эркин.
Женя выключила в комнате свет и, когда они вышли, прикрыла дверь. Не плотно, а на щёлочку.
— Странно как, — Женя налила себе и Эркину чаю. — И ведь вроде не поздно ещё, по часам, а кажется, что уже ночь, — Эркин кивнул. — Тебе не тяжело так рано вставать?
— Нет, всё нормально, Женя, — он осторожно отхлебнул горячего чая. — Женя, я… я краску сегодня смотрел. Нитроэмаль для ванной. Ну, трубы все покрасить. Чтобы, — он вздохнул, — чтобы красиво было. — Женя молча ждала. Не понимая причины его смущения, она не знала, что сказать и как помочь ему. — Женя, — Эркин говорил, уткнувшись глазами в свою чашку, — давай… давай их цветными сделаем, а? Когда всё белое, это… — он перешёл на английский. — Это как обработочная камера, в Паласе, ну, где нас током били, наказывали. И в имении пузырчатка, ну, это где я до Свободы, камера для наказаний, вся белая была. Я подумал… — он замолчал.
— Ну, конечно, Эркин, — улыбнулась Женя и продолжила специально по-русски, чтобы он не думал о прошлом. — Ты очень хорошо придумал. Конечно, сделаем ванную весёлой. А ты как хочешь, с красным или синим? Ну, кафель мы менять не будем, он там хороший.
— Да, — кивнул Эркин. — Спасибо, Женя.
— За что? — удивилась она.
— Что поняла меня, — Эркин виновато посмотрел на неё и снова опустил глаза в чашку.
— Ну, конечно же, Эркин. Это же наш дом, он должен быть… Ну, чтобы нам было хорошо и приятно. Мы же сюда на всю жизнь приехали.