Аналогичный мир - 4
Шрифт:
— Много ты в гинекологах понимаешь! — фыркнула Мари я.
— Здесь все врачи хорошие, — упрямо ответил Майкл и, помедлив, предложил: — Хочешь, я с тобой пойду. Сменюсь, и пойдём.
— Спасибо, — кивнула Мария. — Доктор Ваня сказал, что отведёт меня. Он на тебя не заругается? Ну, если и ты пойдёшь.
— Думаю, нет.
— Он что, тоже… добрый?
— Ты ж его видела. И говорила с ним. Он…
Майкл запнулся, подбирая слова, и она закончила фразу за него.
— Понимающий, так?
— Да, — обрадовался находке Майкл. — Это ты точно. Знаешь, меня когда привезли прошлой зимой, в самую
— Ты горел уже? — перебила она его.
— Нет, я только раненый был, ну, побили меня сильно, кожу порвали, сзади и на лице.
— Лицо у тебя чистое, — возразила Мария.
— Это мне под волосы шов утянули. Я теперь на лоб счёсываю. И разрез был не рваный, такие хорошо заживают, а сзади меня здорово попортили. Я же джи, — Майкл вздохнул. — Гореть я уже здесь начал. Так когда привезли меня, сначала буйным посчитали и связали, так доктор Ваня пришёл, санитаров выгнал и развязал меня, — Майкл снова вздохнул.
— Ты за хозяина его посчитал, да? — жадно спросила Мария.
— Да нет, — усмехнулся Майкл. — Я и не надеялся на это. Грязный весь, вонючий, морда в крови, задница порезана. На хрен такой спальник нужен. Да и по нему ж видно, что ему джи без надобности.
— Ну, не скажи, я в большом паласе была, навидалась. Парня и девку за раз брали, и ни хрена.
Майкл кивнул.
— Я такое тоже видел, — и по-русски: — Бисексуал называется, — и тут же снова по-английски. — Но тут… Знаешь, он развязал меня, ну, мне только петлю на руки накинули, на запястья, стянуть даже не успели, он петлю снял, в угол откинул. Я стою перед ним и жду. Куда ударит. А он на меня смотрит, и тут, — Майкл как-то недоверчиво улыбнулся. — Тут он меня, понимаешь, меня спрашивает. Хочу ли я умыться. И рукой на раковину показывает. А там мыло лежит, белое, и полотенце рядом.
— Ты небось и кинулся, — засмеялась Мария.
— Ага, — так же радостно засмеялся Майкл. — А мыло щиплет, я и ойкнул. А он говорит, давай посмотрю, что можно сделать. Тут и доктор Юра зашёл. Юрий Анатольевич.
— Это очкастый, что ли?
— Да, хирург. И забрал меня зашивать. Понимаешь, доктор Ваня мне сказал, что делать надо сейчас, а то края разойдутся, и шрам тогда широкий будет. Понимаешь, будто он знал, будто они не врачи, а… а за меня, чтоб я на сортировке не вылетел.
Мария задумчиво кивнула, доедая яблоко.
— Зашили тебя хорошо. А гореть…
Ну, пока зашитый лежал, и начал. Ладно, — тряхнул он головой, едва не уронив шапочку, и встал. — Пойду. Спи давай.
— Ага, — улыбнулась Мария. — Спасибо, — и по-русски: — Спокойной ночи, так?
— Это тебе спокойной ночи, — обернулся у двери Майкл. — А мне тихого дежурства.
— Хорошо. И удачи.
— Всем удачи, — попрощался, выходя, Майкл.
В коридоре он прислушался и бесшумно побежал в свой корпус.
Мария легла поудобнее. Смешно: пришёл, яблоко принёс. Что ж, если удастся со Степаном развязаться, то прилепиться ей есть к кому. А Михаил… он сам ничего, и понимает всё, с ним нетрудно будет. Лишь бы гинеколога пройти, а там уже всё пустяки. С этим она и заснула.
Чаще всех к Норме забегала Женя. Посидеть, поболтать. Пили чай со всякими вкусными мелочами,
А началось всё с пустяка. Женя обмолвилась, что стала смотреть Алискины вещи к осени, а она уже сейчас видно, что выросла, придётся всё покупать, но это пустяки, а вот вещи-то есть совсем крепкие, жалко выбрасывать.
Норма кивнула.
— Да, конечно, я понимаю вас, Джен. Пока Джинни выросла, я столько узлов в церковь отнесла. На пожертвования.
Женя невольно покраснела.
— Я не ходила в церковь, — и быстро, пока разговор не ушёл в прошлое. — И здесь не хожу.
— Я тоже, — кивнула Норма.
И всё бы на этом, но с ними в тот день пила чай Татьяна из шестьдесят четвёртой. Проведя в угоне пять лет, она хорошо знала английский.
— И впрямь, — она чинно отхлебнула чаю, — мои как на дрожжах тянутся, сносить не успевают. А кто-то бедует, купить не может. А так-то, с рук, оно подешевле будет.
— Знать бы кому, я бы и даром отдала, — засмеялась Женя.
— Ну, мне девчачьего не надо, — улыбнулась Татьяна. — Наградил бог парнями, а вот если…
Так они втроём ни до чего тогда и не договорились, но «Беженский Корабль» загудел, обсуждая и судача. Ну, в самом деле, как сделать, чтоб и не пропало, и не в обиду было, ведь дарёное-то хоть и не выпрошенное, а всё же… а продать… а кто купит… а мне эти деньги и не нужны, мой в типографии под триста выколачивает, хватает… да кому выгода нужна, тот на рынок снесёт… точно, а здесь-то по-соседски… Зашмыгали, забегали старухи, пересуды дошли и до вечерних мужских уже посиделок под берёзами. Здесь под сигаретный дым без бабьего гомона и визга решили, что дело-то стоящее, не фуфло, осенью полдома в школу ведут, так что…
Вещи сносили к Норме. Выстиранные, зачиненные, а то и совсем новые. Норма, баба Фима, баба Лиза и баба Шура сортировали по размерам и юбки к юбкам, чепчики к распашонкам… Много всего нанесли.
И в субботу с утра мужчины вынесли на улицу под берёзы из нескольких квартир столы, Норма и бабушки разложили вещи и поставили миску. Кладёшь сколько хочешь или можешь, хоть пятачок, хоть копеечку, и выбираешь себе. Сколько вещей выбрал, столько раз в миску и опустил.
Женщины мялись, нерешительно разглядывая вещи, кто-то должен был сделать это первым. И неожиданно для всех первым стал Миняй. Отделившись от стоящих чуть поодаль мужчин, он решительно подошёл к столу, ведя за руку свою старшую. Звонко упал в миску полтинник.
— Ну-ка, — Миняй взял со стола беленькую с кружевным воротником кофточку. — Прикинь. Мать, посмотри-ка.
Покраснев от предвкушения — о такой красоте она и не мечтала — девочка приложила к себе кофточку и умоляюще посмотрела на мать.
— Берём, — кивнула та. — Вот первого сентября и пойдёшь в ней.
— На здоровье, — старательно выговорила русские слова Норма и улыбнулась.
Она увозила из Джексонвилля эту детскую кофточку Джинни как память, но как хорошо, что набралась мужества отдать. Конечно, на здоровье.