Аналогичный мир - 4
Шрифт:
Белобрысый улыбнулся и протянул ему руку.
— Алексей Баргин.
Майкл ответил на рукопожатие.
— Отлично, — кивнул Жариков. — Алексей — сексолог, мы тут кое-что обсуждаем. Поможешь нам, Михаил?
— Если смогу, — пожал он плечами.
Название специальности белобрысого слишком удивило его, и он повторил:
— Сексолог? Я читал, есть сексопатология.
— Сексопатология занимается отклонениями, — сразу загорячился Баргин. — А норма…
— А чего её изучать, если она норма, — озадаченно перебил его Майкл.
Алексей
— Вот и обсудим, где норма, а где отклонение. Твоё мнение, Михаил?
Он пожал плечами.
— Норма — это когда боли нет.
Алексей невольно кивнул, а Жариков одобрительно улыбнулся и спросил:
— Какой боли?
— Любой, — улыбнулся и Майкл. — Не больно, не противно, не обидно. Когда всем хорошо.
— Всем — это скольким? — спросил Алексей и покраснел.
Михаил пожал плечами.
— А сколько захотело, столько и пускай, — и уточнил: — Если им это нужно, — и решившись: — Я давно хотел спросить. Иван Дормидонтович, а зачем это?
Алексей изумился до немоты, явно удивился и Жариков, а Майкл продолжал:
— Ведь и без этого хорошо. Даже ещё лучше. Я раньше думал, ну, ещё, — он заговорил по-английски, — в питомнике, что беляки это придумали, как плети, там цепи, ну, для мучений. Им нравилось нас мучить, всё равно как. Потом увидел, я тогда домашним был, правда, недолго, что они и друг с другом трахаются, ну, хозяин с хозяйкой. И опять непонятно. Ну, у рабов случка, чтоб ещё рабы рождались, а у хозяев, чтоб тоже рождались, беляки, хозяева новые. Но ведь они не просто так, а с выкрутасами всякими. И им нравилось это. И рабы если дорвутся, — он покрутил головой. — А волны ни у кого нет. А без волны на фиг это нужно.
Жариков посмотрел на пунцово-красного Алексея и улыбнулся. Ничего, коллега, привыкайте, что об этом можно и так говорить. Майкл перехватил этот взгляд и тоже улыбнулся.
— Кто о чём, а всяк о своём, — сказал он по-русски. — Так, Иван Дормидонтович?
— А о чём человек ни говорит, он всегда о своём, — ответил Жариков.
Алексей продышался и кивнул.
— А вот это? — он показал на раскрытый журнал. — Это норма? Или как?
Майкл только сейчас заметил, вернее, обратил внимание на лежащий на столе глянцево-блестящий журнал, так непохожий на обычные врачебные бумаги, и взял его.
— Каталог? — удивился он. — Зачем он вам? Сейчас же паласов нет, — снова перешёл он на английский.
— Каталог? — удивился Жариков. — Объясни пожалуйста. Мы думали, это…
— Порнушник, — понимающе кивнул Майкл. — Нас и для них фоткали. Беляки любят такое смотреть. А это каталог. Ну, заказывать, вот номера, расценки…
— Товары почтой, — усмехнулся Жариков.
Алексей снова покраснел, но упрямо повторил, показывая на снимок, где переплетались тела белой женщины и трёх негров.
— Это норма?
— Нет, — убеждённо ответил Майкл. — Их же заставили. Это не норма. Это… Иван Дормидонтович,
— А бывало… не насилие? — помедлив, спросил Алексей.
— У раба с хозяином доброго согласия не бывает, — покачал головой Майкл. — Хозяин… он всегда… насильник. Гладит, ласкает, угостит, внизу ляжет и всё равно насильник. У меня их столько перебывало. И под, и над, и со всех сторон, — он твёрдо посмотрел на Алексея. — Я же джи. Ну, для джентльменов. Хоть и бедяшек было… тоже навалом. И работал по-всякому. И со всякими.
— Работал? — переспросил Алексей, опасаясь, что неточно понял быструю английскую речь.
Ну да. Как ещё назвать? По белому приказу — это работа.
Майкл говорил спокойно и даже простодушно, но Жариков видел, что простодушие наигранно, что парень не просто играет, а насмешничает. Но самую малость и не зло. Но вот сам он никак не ждал, что именно Майкл заговорит об этом, нет, сможет говорить. А с чем же он шёл сюда? Но это потом, не при Алексее.
— Но разве любовь может быть работой?
— А траханье — не любовь.
Ах, какой молодец! Жариков даже в ладоши хлопнул. Но обидеться Алексей не успел, так как Майкл убеждённо продолжал:
— Любовь — это другое, совсем другое. Так… ну, трахнулись и всё, разбежались, как… как уворованное заглотали, рабы так трахались, я домашним когда был, видел.
— А в паласах такого не было? — с интересом спросил Жариков.
Майкл пожал плечами.
— Да нам незачем. Зачем работать без приказа? Надзиратели, следили, конечно… но мы съестное, да, таскали, ну, трепались ещё втихаря, а это… — он снова пожал плечами и улыбнулся. — Неинтересно это нам.
— А… а что вы чувствовали? — осторожно спросил Алексей.
— К кому? — насмешливым вопросом ответил Майкл. — Рабам вообще чувства не положены. А нам-то… — и серьёзно: — За это больнее всего наказывали. А за любовь… ну, если ловили, то трамвай.
— Трамвай? — удивился Алексей. — Как?
— А просто, — Майкл нахмурился, сцепил вдруг задрожавшие пальцы. — Это хуже всего. Лучше под током лежать, чем на трамвае ездить.
— Это групповое изнасилование? — тихо сказал ж\Жариков.
Майкл опустил глаза и кивнул.
— Жёсткое, — хрипло выдохнул он. — Очень жёсткое. Чаще надзиратели сами, или палачей на это ставили, а иногда… нас. Прикажут, и пошёл. Ничего хуже этого нет.
Жариков почувствовал, что Алексей может спросить, не было ли такого у Майкла, и предостерегающе посмотрел на коллегу. Алексей твёрдо встретил его взгляд и кивнул. Майкл не заметил их немого разговора, угрюмо разглядывая стол и свои сцепленные в замок пальцы.
Жариков встал, прошё1лся по кабинету и снова сел. Майкл с усилием поднял на него глаза, заставил себя растянуть губы в улыбке.