Аналогичный мир - 4
Шрифт:
— Но… я согласен, здесь нет однозначного решения, но есть же какие-то общие нормы.
— Общепринятые, коллега, — Жариков заставил себя успокоиться и заговорить с максимально возможной, но не обидной академичностью. — Да, вот здесь и кроют те детали, в которых сразу и Бог, и Дьявол. Вот, например. Скотоложство, зоофилия всегда и везде считалась извращением. Так?
— Да. Нормой нигде и никогда не признавалась и не признаётся.
— Ну вот. А эти… расисты имперские, объясняя и оправдывая рабство, торги, питомники и те же Паласы, главным аргументом
Алексей смущённо покраснел.
— Я… не очень знаком…с этим.
Жариков, успокаиваясь, улыбнулся.
— С законами или Паласами? Ничего, коллега, это естественно. Законы возьмёте в Библиотеке, вряд ли есть в переводе, но разберётесь. А по Паласам… есть материалы у меня, у доктора Аристова. И у парней информации много. Если сумеете уговорить их поделиться. Но сначала проработайте законы, договорились?
— Хорошо, коллега, — встал Алексей. — Спасибо. Уже поздно.
— Я всё равно на дежурстве, — засмеялся Жариков.
Когда Алексей попрощался и ушёл, Жариков достал свои тетради. Спешить некуда, так что запишем всё тщательно, подробно и продуманно.
В раздевалке Майкл убрал в свой шкафчик халат с шапочкой и посмотрел на часы. За полночь уже, и сильно. Домой, что ли? Так больше ж некуда. Дом… комната в меблирашках. Дом на время. Так им говорили, когда они только устраивались, и да, так оно и есть. А если они с Марией решат… жить вместе, то придётся искать новое жильё, квартиру. У Марии хозяйка неплохая, но вдвоём им там будет тесно. И разрешит ли хозяйка. Одно дело — приходящий, как говорят, ухажёр, и другое — постоянный… жилец. Так-то им вдвоём с Марией хорошо. Без всех этих… Мария такая же, как и он, и перегорела тоже, и ей этого не нужно. Им потому и хорошо, что не надо ни притворяться, ни врать…
Майкл тряхнул головой и захлопнул шкафчик. Всё, с утра в школу, надо выспаться, да нет, хотя бы поспать. А все эти штуки с сексологией — да на хрена ему это никак не нужно — побоку. Им с Марией и так хорошо.
Уютно потрескивает огонь в камине, за окном ветер перебирает ветви деревьев, тишина и покой.
— Хорошо-то как!
— Рад, что сбагрил их в посёлок? — хмыкает Фредди.
— А что, тебе одиноко? — отвечает вопросом Джонатан.
Фредди одобрительно отсалютовал ему стаканом.
К их возвращению стройка в посёлке практически закончилась, и ждали их разрешения переселяться. Из барака потихоньку перетаскивали ту мебель, что решили взять с собой. Сэмми без устали мастерил кровати, столы, стулья и табуретки. Стеф проверял немудрёную, но для многих незнакомую технику, заодно объясняя и инструктируя. Весь сушняк в окрестностях и совсем не нужные щепки и обломки из Большого дома стаскивались в сарайчики — у каждого дома свой! — на зиму. И наконец приехал священник из «цветной» церкви Краунвилля и торжественно благословил каждый домик и семью, живущую в нём, чтоб жили
— И что же здесь теперь будет, масса?
Мамми вытерла руки о фартук и посмотрела на Джонатана.
— Комнаты для приезжих, — сразу ответил Джонатан.
— Это как Чак, что ли, масса? — изобразила мыслительное усилие Мамми.
— Да, Мамми, — улыбнулся Джонатан. — Ну и для сезонников, если понадобятся. Вот и сделаем как у Чака. Кровать, стол, два стула или табуретки, и для вещей.
— Ага, ага, масса, — закивала Мамми. — А у Ларри выгородку тоже не трогать?
— Пусть, как есть- кивнул Джонатан. — И Чака тоже.
— Ну да, масса Джонатан. Слышал, Сэмми?
— Это не к спеху, — остановил её рвение Джонатан.
К удивлению Фредди, Вьюн и Лохматка не переселились в посёлок, а остались жить в конуре у конюшни. И кошка на кухне осталась.
Теперь после обеда имение затихало, и они с Джонатаном оставались вдвоём. Как той зимой, когда они только-только приехали и начали обживать руины…
…- Жить здесь будем.
Фредди не спрашивал, но Джонатан хмуро кивнул.
— Больше негде.
Они стояли в рабской кухне — единственном неразорённом месте.
— А в чём проблема, Джонни? У плиты хуже, чем у костра?
Джонатан вздохнул.
— Нет, конечно.
В самом деле, рабство отменено, они здесь вдвоём, и спать на дворе только потому, что кухня эта рабская, просто глупо. Здесь в окне даже стёкла сохранились, рама, правда, очень щелястая.
— Давай, Джонни, — подтолкнул его Фредди. — Надоело под снегом спать.
Заделать щели, хотя бы самые заметные, проверить дымоход и пустить обломки рабских нар на растопку. Целы бак для воды, котлы для каши и кофе, листы противней. Они распахнули для света дверь и разбирали завалы. Здесь не били и не ломали, просто разбросали как попало и куда попало.
— Джонни, проверь колодец, а я затоплю.
— Мы же его уже смотрели.
Тогда бери ведра и таскай воду. Я лохань нашёл.
— Она течёт.
— Пока ты воды наносишь, я её заделаю.
Когда ковбою что приспичит, то спорить не только бесполезно, но и опасно. В Аризоне это и лошади, и люди знают. Лошади с рождения, люди — если выживут. Джонатан выжил, поэтому взял вёдра и пошёл к колодцу.
К его возвращению в плите пылал огонь, а Фредди придирчиво осматривал на просвет большую лохань для рабской стирки. А когда бак был наполнен, в кухне стало настолько тепло, что они сняли куртки.
— Грейся, я холодной принесу.
— Ты мыться, что ли, вздумал?
— Можешь ходить грязным, — великодушно разрешил Фредди, надевая куртку. — Но упустишь кофе, вздрючу по-тогдашнему.
Джонатан подошёл к плите. От открытой — для света и тепла — топки и чугунных кругов конфорок шёл ровный сильный жар. На кофейнике задребезжала крышка. Он выдернул из джинсов рубашку и, обернув полой ладонь, отодвинул кофейник на кирпич. Не остынет и не выкипит. Вошёл Фредди с вёдрами.
— Тихо. Можем расслабиться.