Анархист
Шрифт:
Игорь наверно впервые тогда заметил синий пламень в Махновских глазах.
– Терпимость. Русская терпимость — источник всех бед. Зачем я работать буду, если платят как рабу? Зачем я буду беречь то, что мне не принадлежит? До сих пор так и живем в рабовладельческом строе. А восстать и потребовать нормальную, то есть по нормам современного цивилизованного, тоже не совсем справедливого, мира, не хватает, нет, даже не духа, а горячности крови что ли. Воспитали за тысячу лет терпимость, переходящую из подвига в нелепость. – у Вадима ноздри раздулись как у быка.
– Нас ебут, а мы крепчаем! Вот она русская гордость. Сравните с западным: «Все что нас не убивает, делает нас сильнее». Стальная
Сергей сладко посапывал, Артем молча дергал головой, тщетно пытаясь отогнать сон, а Игорь говорил о наболевшем:
– Неужели ты серьезно думаешь, Вадим, у нас получится? Зачем мы жертвуем собой?
– Все получится! Народ, пока не сознающий счастье свободы, нуждается в лидере. Поэтому его можно и нужно увлечь. Если образовать свое территориальное образование, мировое сообщество просто не допустит поголовного истребления со стороны властей. А там все пойдет само собой. В свободную республику приедут те, кто хочет честно трудиться и получать справедливое вознаграждение за свой труд. Таких людей много, они подтянут до своего мышления остальных.
– Но все равно понадобится управление, а значит принуждение и злоупотребление властью. Снова возникнет система, работающая ради самой себя.
– Это все чушь, придуманная чиновниками. Намеренное усложнение системы - есть лицемерие, оправдание лени и трусости! Все намного проще. Управленцы будут обычными наемными служащими с прозрачными кабинетами, прозрачными доходами. Тогда управление превратиться в самоуправление. Понимаете о чем я?
– Не совсем, но без революции здесь не обойтись! Эволюционным путем такого общества не построишь. Революция без крови и жертв не бывает, это понятно. Только первыми жертвами реально можем стать мы. И тогда мы не увидим, к чему привела революция, то есть жертвы наши получается будут бессмысленными.
– В революции не бывает бессмысленных жертв. Если мы погибнем, это будет: во-первых уроком — власть, а именно конкретный чиновник будет думать, что не все ему позволено, что можно реально получить по заслугам.
– А во-вторых?
– А во-вторых — мы не жертвы, мы воины! Вот так! Еще древние философы разделяли людей на три класса: воины, крестьяне и философы. Последние — это властители. Философы были скромные и наивные. То есть основная масса покорные, равнодушные бараны, вернее работяги, воины — исполнительная власть, как бы сейчас назвали, а тогда видимо это были склонные к насилию товарищи, которые, разумеется, должны были быть в подчинении у кого? правильно — философов. Что-то я запутался немного с этими геродотами. Так я о чем: только воины реально делали историю. Они, а не краснобаи меняли мир, потому что сколько не говори халва, диабет не заработаешь. Викинги философией не заморачивались, на Артема посмотри, всю Европу покрыли. Большевики совсем не в большинстве были, когда Антонов-Овсеенко с латышским стрелками временному правительству давал маузер понюхать. Так и мы должны не быть равнодушной массой, баранами, бессловесным быдлом. И говорить мы не приучены, дело надо делать. И за слова отвечать, я лично уже не могу на попятный.
– Где же ты хочешь оружие найти? Военный склад ограбить или оружейный магазин? У чеченов попросить?
– Для начала нужно раздобыть пистолет, а его можно «попросить» у мента.
– Дядя милиционер, дай пушку, нам для революции надо.
– Примерно. Только сначала дяде милиционеру по фуражке хорошенько врезать.
– И как ты себе это
– Если так рассуждать, зачем мы вообще затеяли борьбу! Волков бояться… - Вадим своими синими глазами как гиперболоидом жег мозг Игоря. – Жил бы в шалашике с Ленкой, смотрел бы как ее в машины затаскивают.
Игорь попался на «слабо». Он скрипнул зубами, выпрямился на стуле, посмотрел сверху вниз на товарища.
– Ты меня за труса держишь? Только потому что я под пулю не полез? А ты у нас герой?
– Что ты, Гарий! Когда я тебя трусом назвал? Я сам с дурной головы под пистолет полез. Другое дело, было бы у нас оружие, такого вообще не произошло. Наставил пушку, рожу пострашнее сделал, и решил вопрос мирно, без крови. Сам знаешь, доброе слово и пистолет, лучше, чем то и другое по отдельности.
– Лучше. Но ментов мочить – это не дело.
– Что ты заладил: «мочить, мочить». Телевизора насмотрелся? Чтобы отобрать оружие, не обязательно убивать, продумать надо бескровный вариант. Поэтому я с тобой на эту тему и разговариваю. Артем меня сегодня удивил, не подозревал в нем такой кровожадности. Он точно может и мочкануть. А Серегу на такое дело, - Вадим посмотрел на улыбающегося во сне товарища, - подписывать не стоит.
Если бы Игорь тогда не повелся! Но частица «бы» неумолима.
– В моем подъезде выше этажом алкашка одна скандальная живет.
– Поздравляю. – хмыкнул Вадим. – В нашу организацию хочешь пригласить вместо Ленки?
– Ее мать часто ментов вызывает.
Теперь Вадим уже смотрел с интересом.
– Участковый наш, Олег Михайлович, всегда один ходит, когда на дежурстве. Водитель из машины не выходит.
– Осталось узнать, когда дежурит Олег Михайлович. – Вадим понял с полуслова.
– Пошли пошепчемся в моей комнате. Уставшие товарищи пусть здесь подремлят.
– Так ты со мной? Помочь рука не дрогнет? План еще раз по-трезвому обсудим. – Махно протянул руку.
– Только ты и я.
Игорь ответил на рукопожатие, в тот момент они, если бы вспомнили фильмы с Гойко Митичем, вполне могли бы порезать ладони и побрататься. Но кровь, чужая кровь, еще свяжет их.
– Ладно, я спать. – Игорь встал с кровати. – Я к Ленке, в кресле там пристроюсь, чтобы не будить.
– Заботишься? – тихо спросил Вадим. – Слушай, а зачем ее втянул?
Игорю показалась странной интонация в вопросе.
– Я ее не втягивал, сама захотела. И не такой она цветочек, каким ты ее себе представляешь.
Видно же тогда было, какие иногда взгляды Вадим бросал на одноклассницу.
Игорь смотрел в стену своей «кельи» и видел картинку двадцатилетней давности.
– Сейчас все решится.
– сказал Вадим, всматриваясь в пыльное окно.
– Пойдут вдвоем, все отменяется.
Игорь глубоко вдохнул. Они стояли на площадке между вторым и третьим этажом, где предварительно вывернули лампу, и смотрели на милицейский УАЗ, тормознувший напротив подъезда. В сумерках разглядеть сколько в машине людей было невозможно. Кто знает, если водитель не пойдет, может вместе с участковым вылезет какой-нибудь стажер или опер решит поближе узнать беспокойный контингент. Открылась пассажирская дверь, на землю неторопливо ступил милиционер. По грузной фигуре Игорь узнал Олега Михайловича. С водительской стороны дверь не шелохнулась, с заднего сиденья ни стажер, ни опер не вышли. Игорь выдохнул. У него слегка задрожали икры, темнота перед глазами сгустилась.