Анархисты. Семена сатори
Шрифт:
Традицию Тысячи свечей выполняли на каждом острове, создавая волну ритуала. Проводы мёртвых начинались за неделю до конца месяца, начинаясь на острове Эспада, затем продолжались на дель Флорес, следом за ними песню исполняли на Инермони, Суавида и Пуньос в один день, после чего пели на острове Арко. И, наконец, на Теадро завершали ритуал.
Сама песня родилась после первого нападения Виндемиторской империи на острова Спика в 1832 году. В тот же год несколько ранее была основана школа Дзен-Анархии Юрбеном Паймоном, который смог примирить между собой все кланы. Монахи, которые всё же были в курсе
Джозу помнил, как Джиневра – руководитель его группы в университете – рассказывала, что увидеть заблудшую душу, которая ещё не превратилась в прета, могут только монахи, потому что они обладают особенным зрением, забрав у себя возможность разговаривать в быту. А ещё она говорила, что монахам подпевают духи Дэвалоки, заключённые в людские тела – и они тоже молчат в обычной жизни.
Такими и были левиты Шико. Они хоть и издавали звуки в виде смешков, улюлюкания и воркования, но слов не говорили. И только теперь Джозу понял, чему учили в университете.
При этом миряне вовсе не видят заблудшие души, а логро могут их почувствовать только через вездесущность на звёздной карте импульсов в виде тусклых огоньков.
– Джиневра рассказывала, – Джозу обратился к Шико, идя вслед за ней, – что можно выбрать любую крышу.
– Так и есть, – обернулась Барбатос, не замедляя шаг.
– А как подпевать, если не знаешь слов?
– Ты можешь просто слушать.
– А ты сама-то знаешь слова? – Студент хотел подловить молодую шутовку.
– Наизусть.
Шико приезжала в Миль Веляс ежегодно, чтобы почтить память о родителях, которых едва помнила. Не осталось фотографий и памятных вещей. У неё от них была только она сама. И шутовка не испытывала по этому поводу каких-то сильных чувств – если и была какая-то горечь, то она давно прошла.
Улица была достаточно многолюдной. Гудели тихие разговоры, откуда-то сверху доносились звуки настраиваемых инструментов и шелест сосновых ветвей от лёгкого ветерка.
Возле одного из домов, обложенного песчаным камнем, Шико помахал рукой старый невысокий монах. Барбатос его узнала, улыбнулась и позвала за собой всех сопровождающих. Монашеский дом изнутри был обшит сосновыми досками, большие окна, упирающиеся в пол, впускали много света – и это всё, что успевал разглядеть посетитель. Рядом с входной дверью расположилась широкая с закрытыми перилами лестница, ведущая на крышу.
Джозу понял, что дома здесь сконструированы таким образом, чтобы миряне не касались монашеских вещей и поменьше рассматривали быт тех, кто стоит на границе между мирами. Он молча шёл за Шико, предвкушая, как будет наблюдать за обрядом.
Вслед за ним шли девочки-левиты и родители, которые решили почтить память ушедших детей. Джозу с трудом мог представить, каково это – видеть своего ребёнка живым, но понимать, что в нём живёт совсем другая сущность со своим характером и мистическими способностями. И ему вовсе не хотелось это чувство когда-либо испытать, несмотря на свой юный возраст.
На крыше были уложены подушки
Джозу оглянулся. Крыши соседних домов хорошо просматривались, поэтому он увидел монахов с небольшими барабанами, разного рода струнными инструментами, даже виолончели, контрабасы и арфы. Многие крыши заполняли миряне, сопровождаемые логро – они были без инструментов и их лица выражали печаль и тоску, некоторые плакали, постоянно вытирая лицо платками.
Шико раздала свечи всей компании, кроме левитов. Когда все расселись, шутовка зажгла свою свечу и передела спички по кругу – каждый участник ритуала должен зажигать свою свечу, стараясь сохранить чистоту своих чувств. Зачастую это печаль и желание проводить в последний путь.
– Девочки, – шепнула Шико, – вы готовы?
Зазвенев колокольчиками в косичках, левиты активно закивали. Джозу увидел их хищные улыбки, и по спине пробежали холодные мурашки. Шутовка просто кивнула им, едва улыбаясь, в знак того, что понимает их ответ, присела на свободное место за столом и похлопала ладонью по подушке рядом, приглашая студента присесть.
В один момент все настраиваемые инструменты затихли, затем умолкли шепотки и всхлипывания. Из звуков остался только шелест ветвей от лёгкого ветра в кронах сосен, но и он стих, когда один из монахов где-то впереди на крыше самого западного дома встал в полный рост и поднял руку. Джозу помнил, что монахи обладают мощной медитацией, которое называют превосходством над природой, но в действии никогда не видел, оттого даже замер, забыв дышать. Возможно, он просто впечатлился, но ему показалось, будто и на него подействовала эта сила.
На опустевших улицах погасли фонари – во время ритуала запрещалось находиться на земле от города и аж до самиого озера, потому что в этот момент земля принадлежала мёртвым, и есть огромный риск, что любой человек может лишиться жизни. Только свет от свечей, которых было невероятное множество, сейчас освещал город.
Шико ткнула Джозу локтем в бок, и он вспомнил, что пора входить в вездесущность, чтобы своими глазами увидеть поток заблудших душ. Барбатос сказала, что это невероятное зрелище и такое упускать не стоит.
Тихо и на одной ноте зазвучала скрипка, к ней присоединились остальные струнные. Хриплый низкий голос монаха, который стоял на самой западной крыше, пропел первую строчку песни, к нему присоединились другие мужские голоса, а к концу куплета загудел мощный хор всех тех, кто знал слова:
– Лишь свет мой не спит, горит для тебя.
На небе кричит слепая луна.
Скажи, где ты есть, и я позову.
Твою душу здесь я сберегу.
Даже сейчас, побывав с десяток раз на ритуале Тысячи свечей, у Шико побежали мурашки и сковало горло от восторга и печали, рухнувших на неё вместе со звуком. На звёздной карте импульсов шутовка стала замечать движение бледных огоньков, которые напоминали тускло горящие свечи перед тем, как погаснуть. Они слетались с разных сторон, оседая на вымощенных плоскими камнями улицах Миль Веляс, и медленно проплывали от востока к темнеющему западу.