Анархия non stop

Цветков Алексей Вячеславович

Ангел впервые явился ему на войне. Ангел показал день, когда из всех колодцев фамильной долины ударят вверх молнии. Молнии из-под земли достигнут неба. Маршал видел себя, идущего с огнем в руке по этой долине между электрических колодцев. О чем говорил ангел — неизвестно, но на следующий день будущий маршал выскочил чуть свет из шатра, поднял своих солдат по тревоге и повел их в самом неожиданном направлении — через реку. Враг, затаившийся на той стороне, атаки не ожидал и был разгромлен. Одержав еще несколько не поддающихся военному пониманию побед, потомок древнейшего рода, чертами коего считались рыжие волосы, голубые глаза, необычайно тонкие запястья и непропорционально развитые клыки, становится, двадцати пяти лет от роду, маршалом и советником нового короля. «Охота с огненной шпагой

на небесного кабана» — гобелен из его замка. Эксперты инквизиции всерьез утверждали, что гобелены маршала ткут не обыкновенные слуги, а искусственные компаньоны удачливого рыцаря, те, кто никогда не ошибаются, вдевая нитку в иголку, те, кто уже однажды были похоронены. Маршал якобы убивал их, и после отпевания они становились его вассалами, служили ему до конца. Так собаки Ватикана объясняли, почему никто из слуг маршала за долгие годы его «опытов» не выдал господина. Действительно, маршал испытывал брезгливость к живым рабам, но были ли у него мертвые, точно знать нельзя.

После встречи с Ангелом он никогда больше не входит в церковь, не милует пленных, не улыбается, не интересуется женской плотью. Его жена, строго воспитанная аристократка и родственница Пьера Арбуэса, находит на крыше незаконченный летательный аппарат, опознает в нем высохший труп дракона и выпивает яд, не желая оставаться супругой чернокнижника. Этот планер, обтянутый человеческой кожей, заинтересует и доминиканцев-экспертов, обыскивавших замок уже после казни маршала. «Кожа мертвецов, сшитая их жилами, покрыта несмываемыми знаками, по всей очевидности, посмертными татуировками рабов маршала».

Второй ангел говорит с ним на востоке, в крепости «невидимых убийц». У маршала есть своя, способная на все гвардия. Он готовится к третьему, послед­нему ангелу. Собирает по всей Европе смазливых «оруженосцев», патологических уродов, знахарей, гонимых церковью, миннезингеров, в крови которых еще звучали гимны дохристианских мистерий. Маршал пил эту терпкую, пенящуюся, вяжущую рот и густеющую в горле кровь из подаренного ассасинами обезьяньего черепа. Рассказывали, он мог, взяв из бочки чью-нибудь только что срубленную голову, заставить ее отвечать на вопросы, начертав на лбу несчастной кровавый знак, арабскую букву. На суде описать эту букву он отказался, полушутливо заметив: «Подобное откровение помешает мне заниматься дальше в моем университете». Чего только не приписывало маршалу обвинение. Гашиш. Арабская борьба. Уранизм. Скотоложество. Полеты по воздуху. Написание спектакля по мотивам последней книги Нового Завета. Стрельба из лука по живым целям. Вызывание с помощью нецерковной музыки местных нечистых духов.

Нередко слушатели «университета» пожирали друг друга во время «лекций», но виноват ли в этом «преподаватель»? Не было ли это шалостью недостаточно прилежных школяров или прямым издевательством над предметом изучения? Человеческим мясом кормили заморских тварей, заключенных в подземном бестиарии маршала, то же мясо готовили на огне, чтобы потом раздавать беднякам у монастырей. Маршал скоро стал кумиром и почти святым для всех, кому не хватало монет на жареный кусок.

Расследование начал герцог, двоюродный брат покойной супруги маршала. Получалось, он развратил и потом казнил (осиновый кол в глотке или раскаленный серебряный крест в анусе) более трехсот именитых отпрысков, соблазненных «мистической службой». Неродовитых жертв доминиканцы не подсчитывали. «Приезжайте, поучаствуете сами», — пригласил маршал герцога. Гость явился с целой армией. Компаньоны маршала защищали замок до последнего, пока хозяин не закричал: «Довольно балагана!»

С третьим ангелом он встречался в петле.

— Убийства были мне нужны для опытов.

— Цель ваших опытов?

— Оторваться от земли, — шутил над обвинением маршал в кандалах.

Удушить его петлей удалось не сразу. Беседа с последним ангелом была тяжкой. Когда мертвеца сжигали на площади, тело чудовищно корчилось и извивалось в карнавальном танце, будто ему было очень больно. Несколько уцелевших пажей, рыдая, размахивали в толпе лилово-голубым знаменем.

Никто не мог сказать точно, откуда продавец книг берет свои бесценные инкунамбулы. На барселонском рынке торговки

яблоками и рыбой рассказывали друг другу, что букинисту является Ангел Сатаны и выдает редчайшие тома из адской библиотеки, требуя взамен души честных граждан. Одна жизнь в обмен на одну книгу. Базарные сплетни оказались в итоге ближе других версий к существу дела.

Книжник не всегда был букинистом и аптекарем. До 33 лет он служил Господу в монастыре Террагоны. Никто не знает, что случилось с душой монаха-библиотекаря, когда невежественная толпа, предводительствуемая скотами (буквально: вожди для куражу и большего бесстрашия одели на головы рогатые маски быков и оленей), грабила храмовую сокровищницу, жгла иконостас и испражнялась в поверженные наземь колокола. Книжник оставил почти уничтоженную обитель и более никогда не вспоминал о монашеском прош­лом, вплоть до суда. «Люди делаются из праха и только книги из слова, поэтому некоторые книги бессмертны, — говорил обвиняемый перед казнью. — Я выбрал книги». Суд не выяснил, на каком основании обвиняемый считает катехизис инквизиции единственным законным документом, и счел подозрительной любовь обвиняемого к утопии Томаса Мора.

Однажды в его лавку явился священник, знакомый еще с террагоновских времен, пожелавший приобрести редчайший алхимический справочник. Имея в виду опасность такого чтения, букинист назвал несусветную цену (столько стоило тогда в Барселоне заказное убийство священника), однако покупатель, не моргнув, согласился. Продавец преследовал покупателя, пока они не остались одни в тесном сумеречном переулке с глухими стенами. Они спорили о роли солнечных и лунных слез в празднестве химической свадьбы, об относительности собственности и греховности любых торговых операций, о происхождении языка и первичном смысле букв.

С букв разговор перешел на цифры. «Правда ли, в этой книге, — осведомился покупатель, — арабский математик доказывает на примере карты неба, что мир есть непрерывно разворачиваемое число?» — «Непрерывно растущее число жертв», — мысленно исправил продавец. Он заколол покупателя, сначала вырезав ему сердце, а потом язык. Спрятал внутренности священника, оплатившего собственное убийство, в колбе. Выставил колбу в витрине, между книгами. И ждал, кто обратит внимание на склянку.

Им оказался немец, ученик Спинозы. Помимо колбы, ему приглянулся анонимный трактат о происхождении скелета у живых существ. Когда на небе появилась луна и Мировой океан начал свои приливы и отливы, первые организмы, вроде медуз, потребовали у бога скелет, чтобы удержаться на дне и не сгинуть в мрачных глубинах. Прежде чем утопить выпотрошенное тело в пруду, хозяин магазина позволил себе пир, разложив по тарелочкам при свечах все печенки-селезенки естествоиспытателя. Вскрытие происходило по тому самому учебнику врачевания, который собирался приобрести немец.

Пальмартский свод законов 1482 года — давняя мечта коллекционера — достался на аукционе местному богачу Патсону. Зачем законы богатому? Книголюб проник в дом толстосума с ловкостью полночной тени через чердак и задушил спящего его же чулками. Расставаясь с хозяином дома, убийца прихватил не только пальмартский указник, но и выдранные с корнем гениталии покойного. Продавец книг больше не тратился на дискуссии, теперь ему стало очевидно — спорить можно только с книгами, сделанными из слова, люди, сделанные из праха, споров не стоят. Чердак Патсона он опрыскал зажигательным составом собственного изобретения. Через два часа от особняка и хозяина остались головешки и скелет. Член наказанного книжник тоже спрятал в склянку, а указник определил на полку «не продается», там давно было освобождено место.

Продавец не успел написать собственную книгу на пергаменте человечьей кожи. Прежде чем власть вышла на него, он заготовил по рецептам старых мастеров несколько больших листов кожи и только собирался сшивать их. Двенадцать покупателей нескоро отыскались — бескожие и безлицые, терзаемые червями и мухами, муляжи в мусорных оврагах на окраине Барселоны.

От исповеди он отказался. Его исповедью остались пустые несшитые страницы дорогого пергамента. Продавец потребовал положить к нему в гроб «Пособие для воинов инквизиции» — уникальный экземпляр из осиротевшего магазина.