Анархия. Начало

Хасс Дж. Э.

— Вообще-то, это вечеринка по поводу открытия новой спутниковой компании…

— «Небесный глаз».

— Точно. «Небесный Глаз». Получается это ваши прямые конкуренты, не так ли?

— Спутники, — говорит Аттикус, добавляя «пф-ф-ф». — Дорогие технологии, построенные для супербогатых. Это непрактично. Так что нет, мы, определенно, не конкуренты. К тому же, мы приглашены.

— О, Боже, ваш отец тоже там будет?

— Значит, вы тоже там будете?

— О, мне придется там быть. Я отвечаю за безопасность. Так что, да. Но, увы,

если вы думаете, что нам удастся использовать этот случай в качестве свидания, то мне придется вам отказать.

— Служба, верно?

— Верно. — Я буквально слышу, как он улыбается, и от этого у меня по спине бегут мурашки. Я не знаю, почему он производит на меня такое пугающее впечатление, но это так. И эта башня... Я действительно совсем не хочу смотреть на звезды в этой штуковине. Это очень странно. — Но вы будете одеты по случаю, я надеюсь? Я хотел бы увидеть вас в красивой одежде. Без обид, но бежевые брюки и белая блузка это несколько… обычно. А вы, определенно, не обычная.

Я делаю глоток воздуха.

— Никаких обид. Я делаю все, чтобы выглядеть как можно обычней. Мне кажется, мне это идет.

— Это лишь отговорки. Обычные женщины не носят жокейские сапоги. — Он усмехается. — Так говорят бесстрашные девятилетки.

Я смеюсь.

— Боже, Аттикус. Вы умело обращаетесь со словами. Не знаю, как это понимать, но…

— Некоторые дети, в самом деле, думают, что они непобедимы и бессмертны, и весь мир в их полном распоряжении. Как будто он должен бросить им вызов, и нет таких стен, которые они бы не преодолели, таких препятствий, которые бы не поддались им, и ни одного врага слишком близко.

Я стою какое-то время молча, думая о том, насколько он прав. Или был прав.

— Ну что же, — говорю я, спустя несколько секунд, — когда-нибудь, возможно, я изменю свое мнение, но, на данный момент, для меня это всего лишь удобная обувь.

— Хм-м, — произносит он задумчиво. — Пожалуй, в данном вопросе каждый останется при своем мнении. И, несмотря на то, что вы будете на работе, надеюсь, у вас будет возможность уделить мне минутку, чтобы поздороваться, когда я разыщу вас. Хорошего вам утра, мисс Мастерс.

Телефон замолкает.

Я нажимаю на клавишу сброса лишь для того, чтобы убедиться, что вызов завершен, и опускаюсь в кресло напротив окна, думая о том, что он сказал. Он, определенно, проверял меня. Ну, а почему нет? Я — детектив, расследующий главное дело, в котором замешан его многомиллионный бизнес. Вполне логично, что он начал искать информацию обо мне.

Но я ценю то, что он не стал поднимать этот вопрос прямо, и то, что он смог понять так много из той скудной информации обо мне, которую можно найти в сети. Я была бесстрашной девятилеткой. А затем и десяти, одиннадцати и двенадцатилеткой. До тех пор, пока мне не исполнилось шестнадцать.

Шестнадцать… Я опускаю взгляд на свои жокейские сапоги. Двухцветная коричневая кожа потерта, а подошвы поистрепались. Я ношу их каждый день без исключения.

Они напоминают мне о счастливых временах, когда мотоциклы приносили радость, а я была бесстрашной. Те времена, когда моя семья была полной, несмотря на то, что люди, которые меня вырастили, были бродягами — мы переезжали из города в город и останавливались, когда в этом была необходимость. Их любовь была безграничной. Это времена, когда жизнь означала нечто большее, чем воинские обязанности и раскрытие преступлений.

Я скидываю свои сапоги и поднимаю их, затем несу в спальню и бросаю в шкаф. Ненавижу, когда люди видят меня насквозь. И это не потому, что я считаю, что Монтгомери был груб и издевался. Я понимаю, что он искренне заинтересован в том, чтобы выяснить, кто я такая, но я не хочу, чтобы кто-то меня узнавал. И я, определенно, не хочу расхаживать с ключами к разгадке на ногах.

Бряканье колокольчика оповещает о том, что поступило новое сообщение, так что я выхожу из комнаты, чтобы взять свой телефон. Сообщение от шефа: «Сегодня тебе лучше быть вовремя».

Что же, служба зовет. Еще один день, а затем свободное время на выходных. Мне действительно нужно избавиться от байков Уилла. Меня раздражает видеть его прицеп каждый раз, когда я выхожу в гараж, чтобы вынести мусор. В те выходные я…

— Я что? — спрашиваю я в голос.

Мысль только что была и тут же пропала. Такое впечатление, что у меня образовалась дыра в памяти. Что я делала в прошлую субботу? Я забрала байки. Я поехала… И вот тут-то все становится неясно. Очевидно, я приехала домой, но абсолютно не помню, как это было.

— Я ехала...

Но приходит еще одно сообщение от шефа и возвращает меня в реальность: «Отвечай мне, когда я пишу тебе, Мастерс!».

Я отвечаю: «Уже выезжаю».

Сейчас мне некогда размышлять о том, что я же могла делать в прошлые выходные.

Я проверяю патроны в своем пистолете, убираю его в кобуру у меня под рукой, обуваю отвратительные мокасины в шкафу для верхней одежды, беру свою куртку и сумку и выхожу.

Когда я была бесстрашной девятилеткой, мне любили повторять одну присказку. Все, начиная с моего отца и заканчивая директором манежа, напевали мне ее на ухо, когда я утопала в мечтах о жизни за пределами цирка.

Эх, были б «кабы» конями, — говорили они, —

Эх, были б «кабы» конями,

скакал бы верхом бродяга.

А луковицы — часами,

носил бы их я, бедняга.

Будь «если» и «бы»

башмаками,

сапожники бы отдыхали».

Но они ошибались. «Кабы» были мотоциклами.

Я оставила цирк много лет тому назад, и все мои мечты развеялись еще тогда.