Анархизм и другие препятствия для анархии
Шрифт:
В августе 1984-го «ПМ» по глупости форсировал кампанию борьбы с критиками. Вернувшись из очередной заграничной поездки, КейтлинМаннинг увидела (по ее словам) номер «SFARBull», где описывалось, как она пыталась изъять из «Без компромиссов» статью, осуждавшую ее поддержку «великодушной диктатуры» сандинистов. Кроме того, она обнаружила, что, как она выражается, ее городской район Хейт-Эшбери украшен плакатами с «Обманом категории А». Эти плакаты, вместе большим количеством других листовок, для нарциссиста неинтересных, появились именно там и больше нигде потому только, что тем летом злая судьба заставила жить в Хейт меня самого.
Плакаты — главная моя политическая деятельность начиная с 1977 года, и будь я проклят, если оставлю ее ради какой-то гиперчувствительной
Кроме очередного (и более не скрываемого) этапа борьбы с моими плакатами, «ПМ» стали досаждать людям, которых они со мной связывали, — на улице и по телефону. Больше всего телефонного хулиганства и уличных оскорблений досталось Донне Косси, автору графики для журнала (под именем «OutofKontrolDataInstitute») и тягловой лошадке всего проекта на протяжении первой половины его существования — просто потому, что тем летом я жил у нее. СаллиФрай, бывшая уже в немилости, поскольку написала к тому времени еще неопубликованную отповедь Маннинг, попала под огонь за то, что рассказала мне о редакционном собрании «Без компромиссов» — о том, где людям из «ПМ» в кои-то веки не удалось заставить журнал зажать критику их идей и поступков.
Преследования невинных третьих лиц меня разозлили; разозлило и то, что, как выяснилось, на плакатах с «Обманом категории А» люди из «ПМ» приписывали к моему имени «полицейский стукач». Де-факто это была угроза насилия, не первая и не последняя, которую «ПМ» произвел на свет, чтобы задавить распоясавшихся критиков. За четыре года до того Карлссон и Маннинг грозили Брайану Кейну, что их специалист по мордобитию Том Атанасиу его изувечит — зав целом хвалебное письмо (так и не напечатанное), где, однако, критиковалось открытое одобрение государства и фабричной системы в статье Атанасиу из первого номера журнала. В ноябре 1984-го, когда «ПМ» наконец выследил, где я работаю и где живу, по обоим адресам мне стали грозить смертью. Для убедительности Атанасиу и «Зоя Ноя» встретили меня на улице и попытались избить.
В сентябре 1984-го Корнфорд и Маннинг пришли на собрание теоретически «анархистского» Коллектива сплетенных книг и стали требовать, чтобы в антиавторитарной тусовке меня объявили вне закона — всего за несколько недель до того, как Карлссон и Маннинг пригрозили СаллиФрай донести на нее в полицию. Ошарашенные и ни к чему не способные паралитики позволили парочке излить гнев, но, как обычно, не приняли решения ни за, ни против — позиция («лежа»), которую они занимают и по сей день.
Ворд-процессор «ПМ» испустил «Публичное предупреждение по поводу Боба Блэка» — для того, чтобы изгнать меня со страниц «SFARBull» и отлучить от анархистской тусовки, которую «ПМ» публично и приватно многие годы поливал грязью. Должен сказать, что к тому времени я сам разделял их презрение. Маннинг утверждала, что я по телефону грозил «ПМ» смертью, если они не перестанут звать меня стукачом и досаждать моим знакомым. Поскольку «ПМ» сам выступил в роли «стукача» и сообщил об этом звонке в полицию, я по юридическим причинам ничего не могу сказать — кроме того, что в худшем случае «ПМ» вполне заслужил это своими угрозами и звонками. На самом деле все самые ужасные вещи, в которых меня обвинял «ПМ», они неизменно делали сами, первыми, и обычно в куда более неприятной форме. Я бы никогда не стал использовать друзей и родственников людей из «ПМ» как заложников — так, как они использовали моих. Я бы никогда не сделал того, что «ПМ» совершили в ноябре, в день неудачного покушения возле моего дома: какая-то женщина (Маннинг?) позвонила моим престарелым родителям в Мичиган и лживо сообщила им, что я якобы попал в больницу, — после чего они, пытаясь найти меня, в отчаянии обзвонили все больницы вокруг Сан-Франциско.
Когда в октябре 1984-го я с опозданием узнал, что люди из «ПМ» пытались спровоцировать мой арест, я решил дать им возможность, раз они так любят закон и порядок, померяться силой со своими друзьями в государственных учреждениях. По отношению к государству я придерживаюсь политики «не применять первым»; но государство — это уродливый факт действительности, и я не намерен ограничивать себя, не применяя его против тех, кто применяет его против меня. Отбрасывая весь анархо-пуризм, любая другая политика — всего лишь открытое приглашение государственникам прийти, сделать все возможные гадости и остаться безнаказанными. Я сам, мои друзья и мои проекты мне дороже любой идеологии — в том числе такой неэффективной, как анархизм.
Без сомнения, абсолютно любое обращение к государству делает его сильнее. Это аргумент весомый, но не окончательный — но той простой причине, что государство не исчерпывает собой все множество правил, ролей, институций и властных структур, служащих принуждению. Я не замечал, что анархист, у которого горит дом, звонил бы пожарным позже, чем любой другой на его месте, — при всем том сожалении, которое у всех нас вызывает тот факт, что добровольные пожарные бригады вытеснены полувоенными профессиональными государственными образованиями людей в форме. Я очень редко употребляю пищу, которую агробизнес не произвел как товар ради собственной выгоды, — но я не собираюсь держать смертельную голодовку, чтобы выразить протест против такого печального положения дел.
Если бы местные «анархисты» (буде таковые найдутся) и анти-авторитаристы из Сан-Франциско решительно выступили, чтобы разоблачить машину «ПМ» и вернуть ее «в рамки», все было бы совсем иначе. Но одни технологически были на крючке у «ПМ», владельца средств производства, а другие не хотели попасть в число преследуемых. Многие только что присоединились к движению, ничего не знали ни об истории «ПМ», ни о его целях, да и знать не хотели; тусовка функционирует как своего рода машина по выработке цинизма, с одного конца засасывает панков-за-мир и прочих идеалистов, с другого конца через несколько месяцев выблевывает большую их часть в окончательно стухшем виде.
К сожалению, обычная реакция тех, на кого нападает «ПМ», — тихо отойти от дел во избежание надругательств (надежда, которая оправдывается не всегда), пока друзья-попутчики по возможности незаметно выбираются из ситуаций, созданных «ПМ», пытаясь не попасть в списки предателей. Они не ищут других таких же, чтобы вместе вычленить общую основу в пережитом и совместно сделать из нее практические выводы. Вот единственная причина, по которой их истерический стахановский активизм — не борьба с Системой, которой они якобы противостоят, но попытка от нее спрятаться. Некоторые виды оппозиционной деятельности требуют куда большей смелости, чем церемониальное попадание под стилизованный арест. Нужны знания, инициатива и честность — качества, почти неизвестные в чересчур стильном городе, где значок с буквой А в кружке — это не более чем необходимое условие для того, чтобы трахаться с кем-нибудь, мало-мальски держащим марку.
Я не идеал, я тоже делаю ошибки, но отошедшие от дел граждане, которые пытаются уравнять меня с «ПМ», игнорируют (как им отлично известно) несколько обстоятельств. Во-первых (и если это до сих пор не очевидно, то продолжать дальше просто бессмысленно), фундаментальная основа проекта «ПМ» — масштабное вранье в сталинском духе: о его руководителях, о его целях, о совершаемых действиях. Даже по их собственным документам «ПМ» можно уличить во лжи ошеломляющего масштаба. Никто никогда не докажет, что я солгал (сознательно сказал неправду) хотя бы один раз, — в то время как «ПМ» нагло громоздит вранье на вранье, другими словами, как я писал в эссе 1983 года, «строит лабиринты уверток». Мы говорим о десятках, сотнях уверток — не о случайных ошибках или оскорблениях, допущенных в пылу спора.