Анархизм
Шрифт:
«Чмъ дале увеличивается численность населенія государствъ и общинъ, — пишетъ Масарикъ, весьма далекій отъ анархистскаго міросозерцанія — чмъ сложне становятся общественныя отношенія, чмъ боле образовано населеніе и чмъ боле развиты его потребности, тмъ чувствительне несоотвтствіе между волей населенія и волей парламента...» («Философскія и соціологическія основанія марксизма»).
Даже всеобщее, равное, прямое и тайное избирательное право дастъ намъ одн иллюзіи народнаго представительства, становящіяся еще боле обманчивыми въ зависимости отъ роста процента воздерживающихся отъ выборовъ.
Въ одной изъ своихъ рчей Бисмаркъ представилъ однажды палат слдующій любопытный
Бранденбургъ, приводящій этотъ расчетъ въ своемъ любопытномъ этюд о парламентской обструкціи, замчаетъ, что Бисмаркъ умолчалъ о томъ, что «благодаря трехстепеннымъ выборамъ небольшое число населенія можетъ существенно повліять на результатъ выборовъ, и что открытая подача голосовъ сильно вредитъ результату выборовъ». «Но — замчаетъ Бранденбургъ — и при размрахъ участія въ выборахъ въ 70%, депутаты едва-ли могутъ съ увренностью являться представителями боле чмъ 40—50% всего числа избирателей, а парламентское большинство, если оно не подавляюще велико, будетъ выразителемъ мннія только 25—35% всхъ, имющихъ право выбора. Если, напримръ, — заключаетъ онъ — въ ныншнемъ рейхстаге консерваторы, ультрамонтаны и протестанты вмст будутъ имть большинство 219 голосовъ изъ 397, то все же они представятъ собой только 32 1/2% всего числа избирателей».
Такимъ образомъ, никакое парламентское большинство не можетъ представлять народа, не можетъ выражать его воли.
Казалось-бы, воля народа все-же могла получить извстное выраженіе, если-бы немногіе и случайные представители его были снабжены императивными мандатами и, такимъ-образомъ, не могли уклониться отъ подлинныхъ желаній народа или врне его отдльныхъ господствующихъ группъ.
Но теорія уже довольно показала, что парламентаризмъ и императивные мандаты — несовмстимы, и современныя законодательства ихъ не знаютъ. Представители, законодательствуя, осуществляютъ свою волю, выдавая ее за волю народа.
Эта идея, безспорная и ясная, идея подкрпляемая математическими доказательствами, становится еще боле яркой, еще боле убдительной, если мы будемъ оперировать не туманнымъ понятіемъ «народа» съ его несуществующей единой и цльной «народной волей» и его фиктивными «общенародными интересами», а конкретно существующимъ классовымъ обществомъ.
На мст единаго и недлимаго народа, мы видимъ борющіяся группы, сталкивающіеся интересы, которые безпощадно расправляются другъ съ другомъ и только въ цляхъ самозащиты или въ состояніи крайней необходимости вступаютъ въ компромиссы и заключаютъ соглашенія.
Эти интересы встрчаются не въ открытомъ пол, а въ парламент; въ современномъ государств оружіемъ является избирательный бюллетень, парламентъ — мстомъ, гд учитываются побды и пораженія и заключаются договоры борющихся сторонъ. И до тхъ поръ, пока мы будемъ жить въ классовомъ государств, парламентъ будетъ врнымъ отраженіемъ воли сильнйшаго класса, которая, конечно, не желаетъ, да и не можетъ быть «народной волей».
Являя собой не боле, какъ «бумажное представительство штыка, полицейской дубинки и пули», парламентское большинство «длаетъ излишнимъ кровопролитіе», но не въ меньшей степени является ршеніемъ силы, чмъ декретъ самаго абсолютнаго деспота, опирающагося на самую могущественную изъ армій.
Парламентъ является, такимъ образомъ, прежде всего учрежденіемъ соціальнымъ,
Эту идею проводили въ своихъ трудахъ такіе выдающіеся государственники, какъ Лоренцъ Штейнъ или даже консервативный Рудольфъ Гнейстъ.
Въ нашемъ капиталистическомъ обществ сильнйшей изъ группъ является буржуазія, и ей принадлежитъ и верховный голосъ, и верховная власть, и «народная воля».
Она создала парламентъ, избравъ его своимъ орудіемъ борьбы, она въ своихъ приходахъ защищала его въ Англіи, противъ Тюдоровъ, во Франціи связала всю свою исторію съ исторіей генеральныхъ штатовъ, въ парламент же она санкціонировала политическія завоеванія своей побдоносной революціи конца XVIII вка. Ей по праву долженъ принадлежать и принадлежитъ современный парламентъ, а вмст съ тмъ и ключи къ «народной вол». И до тхъ поръ — справедливо говоритъ Левердэ — пока общество остается буржуазнымъ, представительство его, называемое національнымъ, необходимо будетъ такимъ же, т.-е. буржуазнымъ. Если же представительство иметъ буржуазную сущность, то оно будетъ поддерживать, вопреки всему, притязанія имущихъ классовъ противъ домогательствъ труда, послднему нечего ожидать отъ него. Это — столь же фатально, какъ паденіе камня... Адвокаты пролетаріата... будутъ лицами, ходатайствующими за другихъ овецъ предъ волками...»
И какимъ беззастнчивымъ поруганіемъ противъ другихъ общественныхъ группъ ни было бы ршеніе буржуазнаго парламентскаго большинства, оно всегда выходитъ подъ ярлыкомъ «народной воли» и потому священно для всхъ сознательныхъ и безсознательныхъ апологетовъ современнаго государства. И если вчера еще — многіе изъ тхъ адвокатовъ, людей либеральныхъ профессій или партійныхъ крикуновъ и политикановъ, которые населяютъ парламенты, казались народу жалкими дармодами, сегодня, облаченные въ священный мантіи носителей «народной воли», они объявлены неприкосновенными, a ршенія ихъ, исполненныя «государственной мудрости», подлежатъ безпрекословному исполненію. И, какъ ни далека ваша собственная воля отъ воли этихъ пигмеевъ, внезапно возмнившихъ себя титанами, какъ ни противорчатъ ихъ законы и мропріятія лучшимъ и завтнымъ стремленіямъ вашего ума и сердца, вы будете раздавлены желзной рукой исполнительнаго механизма, если ослушаетесь этихъ господъ и поступите такъ, какъ вамъ диктуетъ ваша совсть.
Но, если бы мы вообразили, что какимъ-нибудь непостижимымъ волшебствомъ фикція обратилась въ наиреальнйшую дйствительность и парламентъ чудеснымъ образомъ получилъ бы возможность отражать «общенародную волю», то и тогда было бы величайшимъ заблужденіемъ полагать, что парламентъ сталъ бы прибжищемъ слабыхъ и угнетенныхъ, оплотомъ противъ правительственнаго деспотизма. Такіе упованія обнаружили бы только ршительное непониманіе самой природы современнаго государственнаго механизма, потому что парламентъ далеко не есть слуга народа, оберегающій его вольности противъ тиранническихъ поползновеній правительства, а есть самъ — правительство, самъ — органъ государственной власти.
Мало этого: эволюція государственной власти въ странахъ ранняго конституціоннаго развитія, какъ Англія или Америка, тамъ, гд закладывались первые камни современнаго парламентаризма, насъ совершенно убждаетъ въ томъ, что съ каждымъ днемъ все боле и боле парламентъ уступаетъ свое прежнее фактическое преобладаніе правительству.
«Авторитетъ и сила парламентскихъ учрежденій — пишетъ Еллинекъ — везд падаютъ... конституціонное развитіе сопровождается непрерывнымъ возрастающимъ усиленіемъ правительственной власти».