Анастасия, боярыня Воеводина
Шрифт:
Вечером его перехватили Шереметьев и Прозоровский — оба опытные воеводы. Расстелили карты, и стали планировать будущую компанию. Прозоровский заодно извинился за своего среднего брата, Ивана, которого посадил управлять жалованной вотчиной по соседству с владением Михаила — у него самого руки до нее не доходили. Семен Прозоровский был молодым, но опытным воеводой, отмеченным уже несколькими победами. Именно он руководил обороной Тихвина в памятном 1613 году. Михаила он уважал, как воина тоже отметившегося славными оборонами крепостей Лебедяни и Михайлова, так что они друг друга понимали. Посидев пару часов, сошлись во мнении, что для взятия Смоленска сил пока не хватает и совет опытного вояки, Льва Севера, Густава Адольфа начать войну с взятия более мелких крепостей верен. Им главное, разбить Владислава, а для этого надо выманить его на себя, заставить напасть на главные силы, которые отступят к заранее приготовленным рубежам, где им на
С тезкой встретился, как и обещал на следующий день. Рассказал о своем путешествии, дал характеристику королю Густаву и семейству своего зятя. Густав его не узнал, так как заказывал художнику портрет своего якобы погибшего спасителя. Заодно показал планы, составленные на будущую военную компанию. Михаилу понравилось, но он с грустью сказал, что последнее время у Филарета в фаворе старый воевода Шеин, который спит и видит, как взять Смоленск, что бы отомстить за его сдачу им же в бытность воеводою Смоленска. Михаил привел в пример неудачную осаду Пскова, крепости, конечно, побольше Смоленской, но, в отличие от него имеющего несколько слабых мест в обороне. Так что разевать рот на Смоленск пока рано. Самым правильным было бы дождаться удара по Польше Густава Адольфа, когда он разберется с Габсбургами. Но, пока никаких договоров со шведом нет, лучше на это не полагаться. И более мелкие крепости все же захватить. И идея заманить Владислава в ловушку, подготовив резервные полки, к которым передовой полк должен будет вывести польского короля, создавая видимость отступления, была очень заманчива. Если бы удалось разбить Владислава, а может, даже пленить его, и потребовать в качестве выкупа Смоленск и все взятые русскими города в придачу, то это позволило бы победить Польшу почти бескровно. Большой совет был назначен на конец июня, с тем, что бы к созываемому Земскому Собору подойти уже с готовым планом военной компании. Михаил одобрил и обещал поддержать.
Совет состоялся, прошел без участия Шеина, который был в своей вотчине. План утвердили Прозоровский, Бутурлин, Нагой начали негласно набирать полки. Князья Черкасский и Пожарский, которым поручили играть роль засады тоже. Однако на земской собор, Михаил Шеин явился. Вел себя заносчиво, оскорблял всех присутствующих, так что, если бы не поддержка Филарета, другого уже отправили бы в опалу, воеводою в один из сибирских острогов. Шеин заявил, что он идет на Смоленск и возьмет его, невзирая на всех сомневающихся трусов. Более того, воспользовавшись, что летний набег татар этим летом дошел только до Ельца и повернул назад, Шеин снял своей властью многие части из крепостей засечной черты, оголив тем самым юг. Князь Михаила предостерегалего от таких действий, упирая на то, что даже султан пока не может воспрепятствовать нападению из Крыма. Шеин оскорбил и его. Обозвав неумелым дипломатом, не способным договориться с Турцией. Миша скандал накануне войны раздувать не стал, и сосредоточился на начавшихся предварительных тайных переговорах со Швецией, представленной, по приказу короля Якобом Делагарди, для чего тот прибыл в деревню Сяськие рядки на Ладоге, для встречи с русской делегацией. Но снимать войска из крепостей в своих владениях Воеводин-Муромский отказался. Его поддержал Михаил, пойдя против отца. Пока предварительное соглашение со Швецией было успешно выработано и одобрено Михаилом. Оставалось получить визу Густава. Документы ему были отправлены. Шведский король бодро добивал Габсбургов, но пока еще не заключил с ними перемирия. Он прислал письмо «брату» Михаилу, что ратифицирует договор против Польши сразу, как только Габсбурги запросят пощады. Так что усилия князя не прошли даром.
Шеин, несмотря на свое рвение по нападению на Смоленск собирался крайне медленно, хотя, ему передали, по личному указу Филарета, большую часть артиллерии, почти всех наемников, и около 10 000 солдат полков «нового строя». Михаил отчаянно ругался с отцом, пытаясь разубедить его в правильности действий Шеина, но его доверие к старому воеводе было непоколебимо.
— Сын, ты веришь Муромскому? — спросил патриарх как-то после особо ожесточенного спора.
— Как себе! — обиженно ответил сын.
— Вот и я верю другому Михаилу, Шеину, как себе. Недаром мы вместе страдали в польском плену! Только ему, бедняге больше досталось! Вот и хочет поквитаться с поляками!
— Тогда чего он тянет? Вон, другие воеводы уже, сколько крепостей позанимали, почти все, что у нас поляки в свое время отхватили! Белую, считавшуюся неприступной, взяли! А он все еще из Москвы выползти не может! Осень скоро, дожди, как артиллерию потянет? И юг страны оголил. А ведь сам султан предупреждал Мишу, что со своеволием крымчаков совладать пока не в силах.
— Не переживай, отправим по весне татарам богатые подарки, и пообещаем еще, если нападать не станут! Откупимся!
— А если поляки больше посулят?
— Откуда? У них сейчас одно дело — короля выбрать, это надолго! Так что им не до нас!
— Хорошо бы! Но не верится!
Так что попытки Михаила изменить планы войны ни к чему не привели. Шеин, после грозного приказа Михаила, 10 октября, наконец, выполз из Москвы и пополз по направлению к Вязьме. Зарядили дожди. Дороги размокли, пушки вязли, настроение у солдат падало. Так войны не выигрывают! Весь октябрь Шеин тащился до Вязьмы. Наконец дополз. К тому времени воевода Федор Сухотин взял Дорогобуж, лежащий на пути к Смоленску. Препятствий на пути к Смоленску не было. Причин задерживаться в Вязьме тоже, и армия Шеина поползла к Смоленску. Но осень 1632 года стала несчастливой для планов русского царя.
Глава 40
Начались неприятности с семьи друга Михаила. Он собирался отплыть из Ревеля, пользуясь теплой погодой и отсутствием льда на Болтике, собственноручно отвезти договор о союзе со Швецией против Польши в руки Густава-Адольфа, надеясь получить его подпись, что сделало бы союз действующим. Несмотря на уговоры Михаила не ездить в зиму, поберечь здоровье, отказался послать одного из дьяков Посольского приказа, убедив Михаила в том, что ему беседовать с королем будет проще. Но доехал только до Пскова. Остановился передохнуть и подождать Якоба Делагарди, который намеревался сам проводить князя до Ревельского порта, упростив и ускорив его путешествие, пользуясь своей властью наместника. Якоб прибыл быстро, и они уже собрались выезжать из Крома, как отряд был остановлен группой всадников на взмыленных конях, во главе которого Михаил с удивлением увидел своего зятя.
Спешились, зашли в помещение, где квартировал Михаил. Феодосий, явно взволнованный, протянул князю послание государя. Там был категорический приказ передать все свои полномочия своему зятю, с тем, что бы он ехал к шведской армии. Заодно побывал бы дома. Приписка внизу, сделанная рукой самого царя объясняла все.
«Умер экс Пфальцграф Фридрих V! Дай сыну возможность похоронить отца!»
Михаил предупредил Якоба, задержал отъезд, объяснил ситуацию. Тот понял. С интересом смотря на европейского принца, ставшего русским боярином, он предвкушал, как будет интересно королю увидеть беглого сына Фридриха. Против передачи дел не возражал. Так что выехали на следующий день утром. Якоб предложил Феодосию плыть до Гааги, или Роттердама, там встретиться с семьей, обнять мать. А потом с небольшим отрядом эскорта двигаясь по занятым Шведами немецким землям, достичь армии короля у городка Лютцен, недалеко от Лейпцига, где тот готовился дать сражение австрийцам, которые пытались преградить ему путь на Прагу и Вену. Победа в этой битве вынудила бы Габсбургов запросить мира, опасаясь полного разгрома.
Обратно Михаил приказал зятю не торопиться, дождаться весны и плыть в Ревель, ни в коем случае не ехать через Польшу, так как в условиях войны это было опасно. Отправив зятя под покровительством Делагарди, сам задержался в Пскове, навестил знакомую вдову Марьяну, вернее, уже счастливую супругу почтенного сотника Псковской дружины. Старший пасынок уже был в армии, под крылом отчима дослужился до десятника, младший был писцом в приказной палате Пскова. Младшие, дочь от первого мужа и два сына от второго еще сидели дома по малолетству. Так что все у его спасительницы было хорошо. В начале декабря Михаил вернулся в Москву. Узнал новости. Армия Шеина наконец-то доползла до Смоленска, и разбивала осадный лагерь. Но были и плохие новости. В начале ноября Владислава избрали на Польский трон, так что через пару месяцев, после коронации, можно было ждать его выступления на помощь Смоленску.
Но этим все неприятности не ограничились. В последних числах декабря в Москву неожиданно вернулся боярин Воеводин с неприятными вестями. Он, вопреки приказу Михаила, бросив свой эскорт ждать начала навигации по Балтике в Роттердаме, повторил путешествие князя по Европе. Срочно, под видом молодого французского дворянина, пытающегося завербоваться в наемники, с одним слугой, сыном Микки, проехал через пылающую Европу. Все ради того, что бы принести русским дурную весть: в сражении погиб Густав-Адольф. Фред даже не стал дожидаться тела отца, которое вез из Майнца его младший брат. Он срочно выехал к шведской армии, надеясь застать Акселя Оксешерна, который принял на себя командование армией и бремя регента Швеции. Ему удалось переговорить с вельможей и передать ему текст договора, но тот мог действовать только с согласия риксдага. И он ясно дал понять, что он лично не будет способствовать ратификации договора, так как именно он заключал перемирие с Польшей и был сторонником сохранить Польшу сильной, чтобы впоследствии посадить на трон шведа. Шансы были.