Анастасия или Анна? Величайшая загадка дома Романовых
Шрифт:
Ратлеф-Кальман написала книгу «Анастасия. Выжившая в Екатеринбурге» – название которой говорит само за себя. Как признавалась сама автор, она решила «сделать так, чтобы было признано лицо, делом которого я намерена заниматься» {3}. Это был рассказ о деле Андерсон, каким его видела Ратлеф-Кальман и каким видели его те, кто поддерживал претендентку. Рассказ, переполненный доказательствами в пользу претендентки и сведениями, почерпнутыми неизвестно откуда, – своеобразная сказка, провозглашенная автором «самой необычайной и полной романтики трагедией», в которой «показаны мучения, достойные самого ада, которые выпали на долю претендентки» в борьбе за восстановление потерянных имени и титула {4}. Рубцы, шрамы и воспоминания, а также рассказы тех, кто говорил, что они знали, что Анастасии удалось спастись, что ее вывезли в Бухарест, – все это было вынесено на страницы книги Ратлеф-Кальман. Баронесса Буксгевден и принцесса Ирэна оказались слишком растерянными, претендентка слишком смущенной, поэтому нельзя считать что отрицательное впечатление, возникшее в результате их встречи, имеет какое-либо значение. С другой стороны, о визитах, которые были сделаны Волковым, супругами Жильяр
Однако Романовы видели это в ином свете. На начальном этапе Ольга Александровна хотела остановить дальнейшее развитие событий, ей хотелось бы, чтобы после появления статьи в газете National Tidende и после публикации заявления по поводу кончины вдовствующей императрицы это дело стало бы достоянием истории. Однако все ее усилия не произвели впечатления на общественность, кроме того, благодаря Ратлеф-Кальман публика была убеждена, что княгиня и все остальные при первой встрече признали в претендентке Анастасию, и лишь потом отказались от нее. Теперь Пьер Жильяр, получив одобрение Ольги Александровны и заручившись ее готовностью сотрудничать, начал совместную работу с графом фон Харденбергом над всесторонним, продуманным и получившим широкую огласку ответом Ратлеф-Кальман в виде книги со своей версией данного дела. Он хотел начать эту работу гораздо раньше, фактически он уже работал над книгой, собирая совместно с Константином Савичем, бывшим председателем суда присяжных в Петербурге, доказательства против Андерсон. Однако потребовался выход в свет книги Ратлеф-Кальман, для того чтобы эта работа получила одобрение императорской семьи.
Через двенадцать месяцев после выхода книги Ратлеф-Кальман на прилавках появилась книга Жильяра «Фальшивая Анастасия», в которую были включены заявления и комментарии противников претендентки, включая барона фон Клейста, баронессу Буксгевден, принцессу Ирэну и многих других. Для человека, который горит таким сильным желанием изобличить Андерсон, Жильяр избрал удивительно доброжелательный тон, говоря о ней. Жильяр утверждал, что, возможно, Андерсон сама верила в то, что является Анастасией, однако он в этом решительно сомневался. Как он признавал, Андерсон была «созданием, вызывающим жалость», которое «пробуждало у всех, кто видел ее, теплое чувство сострадания» {5}. Убежденный, что претендентка не обладает достаточной целеустремленностью, чтобы детально разработать всю интригу с претензиями на имя и титул великой княжны, Жильяр указывал на каждого из окружения Андерсон, высказывая предположение, что именно это лицо использует ее, заставив запомнить рассказы и различные подробности из жизни Анастасии, чтобы дать ход ее делу {6}. В той же мере, в какой Жильяр выступал в качестве главного злодея у Ратлеф-Кальман, в книге бывшего домашнего учителя Ратлеф-Кальман обвиняется в грубой и бессыдной лжи. «Все факты, которые она приводит, – писал Жильяр, – настолько искажены (в тех случаях, когда они не выдумываются по ее личному усмотрению), что неподготовленному читателю становится трудно отличить правду ото лжи, и он верит в те чрезвычайные приключения, о которых ему рассказывают» {7}.
Эти две книги предлагали читателю две абсолютно непримиримые точки зрения на дело Андерсон. Приходили и уходили другие претенденты, они шумно возвещали о своем прибытии, а потом исчезали куда-то, но сочиненные ими сказки не обсуждались публично на страницах газет, журналов и книг. Битву за общественное мнение смогла выиграть именно Ратлеф-Кальман, которая издавалась в Германии, Великобритании и Северной Америке, ее публикации получали поддержку и широкое распространение. Что же касается книги Жильяра, она была опубликована только во Франции, на короткое время появилась и вскоре после публикации исчезла с прилавков книжных магазинов. Таким образом, общественное мнение узнало версию событий в изложении Ратлеф-Кальман, эта версия поражала воображение и заставляла читателей негодовать по поводу бездушного отказа Романовых от уцелевшей «Анастасии». На стороне Ратлеф-Кальман выступал еще один, никому не видимый союзник – страстное желание читателей, чтобы все именно так и было. Со дня казни Николая II и его семьи прошло десять лет, но, как и прежде, никто не знал, где находятся тела, не имелось никаких достоверных доказательств того, что были убиты все члены семьи Романовых, были только одни предположения о том, что случилось, и версии уничтожения их останков. Таким образом, общественность устраивал флер правдоподобия, в который книга Ратлеф-Кальман облекала историю претендентки, Получилась привлекательная альтернатива жуткой и кровавой расправе в мрачном подвале в Екатеринбурге, рассказ, который, несмотря на все душераздирающие события и резкие повороты сюжета, все-таки демонстрировал триумф человеческого духа над силами зла.
Но если книга Жильяра канула в Лету, то она дала козыри тем, кто поддерживал Андерсон, – сама книга была выдвинута в качестве доказательства, что даже бывший домашний учитель является мошенником, человеком, который неоднократно лжет в истории с Андерсон. Так, Глеб Боткин, действуя в своей обычной манере, заявил, что книга Жильяра переполнена «намеренной ложью», что Жильяр использовал «ретушированные фотографии и другие фальшивки или подложные доказательства», и что он сделал все это, выступая в качестве платного агента великого герцога Эрнста-Людвига Гессенского {8}. Гнев был вызван тем, что Жильяр подверг сомнению несколько десятков рассказов претендентки, которые, как она
Но что же именно должен был написать Жильяр в своей «злобной, недостойной доброго слова» книге, чтобы заслужить подобного рода порицание? Были названы три основные темы, три воспоминания, якобы принадлежавшие Андерсон, записанные Ратлеф-Кальман и полностью отрицавшиеся Жильяром. «У нас на родине был дворец, – цитировала претендентку Ратлеф-Кальман, – подоконники и колонны в котором были сделаны из малахита» {10}. Жильяр считает это утверждение «не более чем чистой фантазией» {11}. Сторонники Андерсон из кожи вон лезли, напоминая о существовании знаменитого Малахитового зала в Зимнем дворце, а также другого, тоже отделанного малахитом помещения в Большом Кремлевском дворце в Москве. Почему, спрашивали они, Жильяр говорил неправду?
На самом деле Жильяр неправды не говорил. 1 января 1926 года Ратлеф-Кальман отправила ему записи ее бесед с Андерсон, согласно которым последняя говорила: «В нескольких комнатах дворца в Царском Селе подоконники у окон были сделаны из малахита» {12}. Это, как совершенно справедливо отметил Жильяр, не соответствовало действительности: не было окон, отделанных малахитом, ни в одном из дворцов Царского Села. Но когда Ратлеф-Кальман привела эти воспоминания в своей книге, она изъяла из контекста слова «Царское Село», которое было названо Андерсон, и заменила его более общим понятием «родина».
Данное противоречие не было единственным. Андерсон говорила Ратлеф-Кальман, что, когда ей исполнилось пятнадцать лет, она была пожалована своим личным пехотным полком и получила почетное звание шеф-полковника этого полка. Претендентка не смогла вспомнить наименование полка, она помнила только, что у солдат этого полка были мундиры темно-синего цвета, что она принимала парад полка, сидя верхом на лошади, и что смотр проводился в Царском Селе. {13} Конечно же, в 1915 году, когда ей исполнилось четырнадцать лет, Анастасия действительно получила от своего отца почетное звание шеф-полковника 148-го Каспийского пехотно-стрелкового полка, и в данном случае уместно допустить, что претендентка, возможно, не смогла вспомнить точно, в каком году это было {14}. Ратлеф-Кальман сообщила все эти подробности Жильяру, и, как она написала, он ответил ей в тот же день, подтверждая, что все, сказанное претенденткой, было «совершенно точным» {15}.
Действительно точным? Нет, по мнению Жильяра, который имел в своем распоряжении документы, чтобы доказать это. Получив письмо Ратлеф-Кальман, он попросил полковника Василия Колюбакина, бывшего командира этого полка, высказать свое мнение о данном заявлении претендентки, и от него он узнал, что в то время полк был направлен в Галицию и что никакого смотра ни в Царском Селе, ни в любом ином месте не проводилось. Уже позже Колюбакин единолично поздравил Анастасию с этим почетным званием от своего имени и от имени всего полка в одной из комнат Александровского дворца. Там не было ни других представителей полка, ни синих мундиров, ни парада. Эти факты были подтверждены генералом Михаилом Репьевым, который командовал дивизией, в составе которой числился полк Анастасии {16}. Это и было то, о чем Жильяр написал Ратлеф-Кальман. Точно также, как и в случае, когда претендентка дала неправильное описание комнаты в Царском Селе, которую якобы украшали подоконники из малахита, Ратлеф-Кальман, перед тем как вставить в книгу воспоминания о параде, снова отредактировала свои записи, удалив из них ошибки, допущенные Андерсон. Теперь здесь больше не было даже упоминания о синих мундирах и смотре в Царском Селе; правда, в силу какой-то причины Ратлеф-Кальман оставила сказанные претенденткой слова: «Я сама принимала парад, сидя верхом на лошади» {17}. Глеб Боткин настаивал, правда, не слишком убедительно, что, должно быть, все это являлось ошибкой, допущенной Ратлеф-Кальман, и что на самом деле претендентка хотела сказать, что мундиры имели синий кант {18}. Позднее французская журналистка Доминик Оклер, которая поддерживала иск Андерсон и настаивала на том, что по данному поводу Жильяр говорит неправду, вмешалась в полемику, чтобы нанести, как ей казалось, последний и решающий удар: по ее словам, вдова бывшего командира полка помнила, как ее усопший супруг делился воспоминаниями о том церемониальном смотре полка верхом на лошади, который описывала Андерсон, и это был не иначе как «Синий полк». К несчастью для Оклер, этот источник информации утверждал, что все это было совсем в другом году, а именно в 1916-м, в совсем другое время года – осенью, а не летом, и совсем в другом месте – в Петергофе, а не в Царском Селе. Следовательно, ничего из этого не могло послужить подтверждением рассказа Андерсон, если не считаться с мнением тех, кто готов назвать неправдой слова полковых командиров, лишь бы ухватиться хоть за что-нибудь, что могло бы поддержать их версию {19}.
Та же самая Оклер пыталась уличить Жильяра во лжи в вопросе о самоваре. «Там, на родине, – говорила Андерсон, – был такой прекрасный парк, он был совсем как лес. Когда шел дождь, я любила сидеть в уголке у камина, самовар на столе и чаепитие со множеством вкусных вещей» {20}. Жильяр назвал нарисованную картину «очень поэтичной», но недостоверной, написав, что в Александровском дворце никогда не пользовались никакими самоварами. «Это может показаться странным, но тем не менее, это так», – утверждал он {21}. Оклер нашла фотографию, на которой царская семья показана сидящей у самовара, она была сделана в Могилеве, где Николай II находился во время Первой мировой войны, и использовала ее в качестве доказательства, что Жильяр солгал {22}. Но ведь Андерсон совсем не говорила о Могилеве, речь шла о Царском Селе, но создается впечатление, что этот важный момент не привлек внимания французской журналистки.