Анатолий Серов
Шрифт:
— Пора, пошли, Виктор?
В точно условленное время был дан старт, прокричали «ура!», и Лыжники сорвались с места, помчались по голубеющей в сумраке дороге и скоро пропали в полночной мгле.
Подготовка к выступлению заняла много времени, и перед стартом молодые люди не успели отдохнуть. Но воодушевленные дружескими проводами, они пробежали первые шестьдесят километров без отдыха. Шли хорошо, бодро, никто не отставал. Затем решили отдохнуть. Зашли в деревню, отметились в сельсовете, где их, конечно, ждали, засекли время привала. Когда стали разуваться в избе, обнаружилось,
— Боялись поморозиться, намотали себе чересчур много, вот ноги и потерты. Да и у тебя, Тошка, ножки изуродованы. Ну, как ты дальше пойдешь?
— Хочешь, спляшу сейчас?
— Хотя выдержка у тебя имеется, вижу.
— Возьми мою выдержку, дай спиртику — ножки потереть!
Отдохнув, тщательно проверив, как наложены носки и портянки, помчались дальше.
Полагалось ежедневно давать в Надеждинск и в Свердловск телеграммы где идет команда, каково самочувствие. Первые телеграммы приходили аккуратно. Но потом лыжники попали в мороз 47–48 градусов, и было не до телеграмм. В одном селе нашли целую пачку запросов. Виктор смущенно качал головой:
— Нас немножко потеряли.
Были посланы успокоительные отчеты. Весь путь Толя держался превосходно. Порой он сменял Виктора и шел за лидера — прокладывал лыжню. Товарищи потом говорили, что Серов тянул весь пробег.
Однажды, когда, казалось, у самого Анатолия силы были на исходе, но до привала было еще далеко, им встретился странный обоз.
Одна за другой двигались по дороге уральские «кошевки» с сеном. Возы прикрыты тулупами. Лошади весело бежали по направлению к Свердловску, обгоняя наших лыжников. Последняя кошевка проехала мимо Серова.
Он прибавил шагу и бежал за кошевкой. Вдруг, заметив что-то необычное, окликнул возчика, сидевшего с краю:
— Постой, дядя! Сто-ой!..
Крестьянин остановил лошадь. Серов подошел к розвальням.
— А что это у тебя в кошевке?
— Сено, не видишь?
— А не дрова?
— Какие дрова?
— А вон из-под тулупа палка торчит.
Недолго думая, Толя сдернул тулуп. Пришлось употребить усилие, так как лежавший под тулупом человек крепко вцепился в него. Ребята бросились к передним кошевкам. Возчики с великой охотой отошли в сторону и, посмеиваясь, глядели, как на свет зимнего утра вылезали парни с палками и лыжами в руках.
Виктор, сверля ловкачей, своими острыми карими глазами, приветствовал их:
— С приездом!
Те, смущенно поеживаясь, становились на лыжи. На спине у каждого была лента с надписью: «Пермь — Свердловск».
Поднялся оглушительный смех. Виктор посоветовал возчикам продолжать путь. Те подхлестнули лошадей и унеслись вперед, оглядываясь и хохоча во все горло.
Один из пермяков не выдержал:
— Вот черти! Деньги взяли за провоз до Свердловска!
— Поделом вам, — крикнул Анатолий. — Еще не то будет, увидите в Свердловске. Больше уж вам не участвовать в пробегах. А каково-то дома вас встретят!..
— Да мы только чуток сдали, нам бы дух перевести…
— До самого Свердловска? Лихачи! Сдали… Так вот и на фронте будете сдаваться, орлики?
Раздалась команда Виктора:
— Вперед!
Команда понеслась.
Когда
— Ты что, весельчак, не можешь дойти и налегке? Надо тебе, что ли, как пермякам, сивку подать?
Под общий смех отставший товарищ собрался с духом и пошел быстрей.
Анатолий удивлял друзей бодростью, упорной, не изменявшей ему в самые трудные переходы, когда мороз достигал пятидесяти градусов. Невольно подчинялись его настроению, шли веселее, а он еще подбрасывал шутки. С высоких гор мчался впереди, у него дух захватывало. Спустившись, осматривали друг друга, не побелело ли лицо, энергично растирали снегом щеки и носы и шли дальше и дальше. Бывало, с высоты склона выбегали прямо на речной лед и пересекали речную гладь или мчались вперед вдоль белых берегов до нужного поворота. Когда шедший позади Наум Пименов замедлял шаг и чувствовалась общая усталость, Толя начинал посмеиваться над ним. Наум был славный товарищ, его любили, хотя за некрасивое лицо прозвали Дугласом — по имени известного своей красотой американского актера.
И тут Серов давал себе волю:
— Ну-ка, Дуга, сосчитай, далеко ли отстал?
— Что врешь, я за тобой первым иду.
— Игорь, — кричал Толя Климову, — погляди, сколько километров от Дуги до последнего?
Шутка простая, непритязательная, но она действует, как электрическая разрядка. Немного посмеются ребята и — вперед, вперед!
«Когда ты тянешься за вторым или за третьим, — вспоминал потом Виктор Недосекин, — тебе не надо думать о пути, ты ничего не видишь, кроме лыж, за которыми идешь. А когда ты первый и ведешь команду, то должен пробивать дорогу, прокладывать лыжню. Так вот Серов большую часть пути шел лидером да еще подбадривал, поддерживал тех, кто сдавал. Мы поражались его силе и выносливости, хотя и сами были не последними среди уральских спортсменов. Так, в хорошей форме мы шли всю трассу, дважды пересекли Уральский хребет, шли проселочными дорогами, переходили через леса и реки. Когда летели по слалому, Серов, домчавшись до конца спуска, бормотал:
— Конкретная горка! — и растирал побелевший нос.
В пути пристал к нам человек лет сорока, коренастый, могучий, одетый в теплую и удобную одежду лесника или охотника. Лесничий из Петропавловска! Он шел на лыжах за девятьсот километров прямиком в Уфу. „Собрался к родному дяде в гости, чайку попить с брусничным вареньем. Может, поохотимся вместе“.
— Как же вы — в такую даль?…
— А что? Места знакомые еще по партизанским временам. Да ведь по зимнику — одно удовольствие!»
В Свердловск надеждинская команда пришла первой. В гостинице им показали газету «Уральский рабочий», где была уже помещена карикатура на пермских лыжников, как они едут в кошевке, палка торчит из-под тулупа и сивка их тащит.
Надеждинцев свердловчане приняли как героев. Выдали им премии и крупные жетоны с изображением лыжника и с надписью «Первый уральский звездный лыжный пробег». Серов шутил:
— Ребятня за нами бежит по улице — узнают по этим бляхам. Здоровенные, бляхи, как у носильщиков.