Анатолий Серов
Шрифт:
Постепенно знакомили с уставом, давая осмотреться и освоиться. И, главное, начинали учить. Учеба была уже началом военной службы. «В общем, скучать нам не дают», — писал Анатолий родным.
Неугомонный и самолюбивый, он не скоро привык к уставным требованиям. Приходилось выслушивать строгие замечания, а то и получать взыскания. И поделом: однажды, например, ушел в город, не получив на то разрешения; в другой раз, получив увольнительную, вернулся с опозданием; или затеет шумный разговор и смех в столовой, или, еще хуже, вступит в пререкания с ближайшим начальством. Взыскания переживал тяжело. Но старался побороть обиду,
«Комсомольская семья всюду едина, — Серов вспоминал потом, — и на заводе, и в колхозе, и в воинской части, и на боевом корабле. Комсомол всегда и везде работает с каждым в отдельности, воспитывает в нем коммунистические качества.
В Вольской теоретической школе у меня бывали случаи недисциплинированности. Комсомольская организация и командование помогли мне устранить этот недостаток, привили любовь к воинской дисциплине. Так шаг за шагом комсомол воспитывал во мне новые, нужные каждому советскому гражданину черты: дисциплину, любовь к труду, знания, любовь к Родине».
Курсанты в шутку называли теоретическую школу «теркой», не только упрощая этим ее название, но и придавая ей значение своего рода чистилища. И потом, будучи уже заслуженными командирами, с благодарностью вспоминали своих учителей по «терке». Школа давала им необходимую подготовку к вступлению в воздушный строй.
Ко всему этому Анатолий не забывал напутствия секретаря своей комсомольской организации по фабзавучу:
— За тебя ручается комсомол.
В Вольской школе не было практических занятий по полетам. Курсанты изучали материальную часть — авиамоторы, самолеты различных систем, слушали лекции по самолетовождению и аэронавигации.
Любимейшим предметом Серова была теория самолетовождения. Его увлекала также история развития авиационной мысли, прошлое русской авиации, первые летчики — М. Ефимов, Н. Попов, А. Васильев, Л. Мацыевич, П. Нестеров, которые на собственном опыте создавали науку о полетах, рискуя жизнью при каждом новом приеме в полете. Имя Нестерова было ему знакомо давно. Теперь же, в школе, он смог оценить значение его дерзких открытий в искусстве пилотирования. Многое из того, чему учили курсантов, восходило своими истоками к Нестерову, основоположнику высшего пилотажа. Как жадно Серов читал все, что находил в библиотеке о бесстрашном русском летчике!
По вечерам в общежитии курсанты обсуждали впечатления дня, лекции, особенности авиамоторов. Порой заходили преподаватели. Часто бывал Дашин, летчик одного из первых выпусков советской летной школы. Дашин был солдатом еще в первую мировую войну. До нее он служил механиком. Грамотный и технически образованный молодой человек, он несколько раз подавал прошение о зачислении его в летную школу, но неизменно получал отказы и даже угрозы наказанием за непозволительную настойчивость: в школы военных летчиков, как правило, принимались лица из дворян и офицеров. Прошел он гражданскую войну и по ее окончании
— Мы сами ремонтировали здание школы, раздобывали топливо и продукты, недоедали, мерзли. Время было трудное, разруха, нехватки, куда ни кинь. Но учились упорно! Учебников было мало, да и какие это учебники!.. Наши учителя на практике показывали нам, «как это делается», и мы повторяли их уроки. Потом вечером собирались и делились всем новым, что поняли. Манипулировали руками, пальцами, изображая все стадии полета. На своих же ошибках совершенствовали свои познания. Выдержать это могли только те, кто действительно хотел летать. Со мной учились тогда Чкалов и Анисимов замечательные летчики!
А наши учителя — вот кто любил воздух, ручку управления, просто не мог жить без полетов. Дерзкие, совершенно бесстрашные люди. Про них говорили: летают, как боги. Правда, были и такие из них, которые считали сами себя «богами» и, пользуясь нехваткой специалистов, явно злоупотребляли своим положением, нарушали дисциплину, летали по желанию, безбожно третировали нас, учлетов. Попадешь к такому — значит полностью будешь зависеть от его произвола. Захочет — научит, не захочет — завалит, т. е. до того вымотает в воздухе, что парень сам взмолится об увольнении «за отсутствием летных данных». Я знал одного такого «бога». Он, бывало, пьяный приходил на аэродром, взлетал и бил машины. И ему сходило. И еще приговаривал: «Тот не летчик, кто не бил машины».
— Нестеров же не имел ни одной аварии! — вспоминал Серов.
— И от вас народ требует бережного отношения к самолету. Ведь рабочие многих заводов строили его для вас.
— А правда, что летать могут только особо одаренные, что летчиком нужно родиться?
— Неправда! Мы научим летать каждого здорового человека.
Дашин сказал, что начался переход к массовой авиации. Эти слова поразили Анатолия. Ведь он сам в душе представлял себе авиаторов людьми особого склада, исключительно храбрых, дерзновенных героев, способных на любой риск. Не все же обладают такими качествами. Но, оказывается, эти качества можно воспитывать в человеке.
И его восхитила другая мысль — о создании многочисленной армии воздушных бойцов, стремительных и непобедимых, составляющих вместе грозную силу для врага.
Летная школа пестовала героев. И не героев-одиночек, а тысячи подлинных сынов народа, его гордость и славу. Тысячи! И не только в военной авиации. По всей стране возникали аэроклубы. Работая на заводах, занимаясь в вузах, молодежь в свободное время обучалась летному делу. Росла массовая гражданская авиация. Как раз в те дни Алексей Максимович Горький писал:
«Наша цель внушить молодежи любовь и веру в жизнь, Мы хотим научить людей героизму. Нужно, чтобы человек понял, что он творец и господин мира, что на нем лежит ответственность за все несчастия на земле и ему же предстоит слава за все доброе, что есть в жизни». Анатолий не раз перечитывал эти слова — они находили живой отклик в его бесстрашной и доброй натуре.
Именно здесь, в Вольске, Серов впервые узнал о Чкалове. «Мы тогда не летали, мы изучали мотор, — вспоминал Анатолий, — сидели над авиационными учебниками. И вот тут в мою жизнь вошла легенда о человеке с сердцем орла и умом ученого».