Анатомия развода
Шрифт:
Свекровь призналась, что хотела сказать - чтоб спокойней было. Потому что подумала о венерической болезни, испугалась, что он сейчас назовет ее. Но сказала тихо: «Говори правду, только уж не всю, пожалуйста».
– «Меня прищучила стенокардия, мать, - ответил Евгений.
– И я понял, что смертен».
Все в таком Евгении было непонятно Нине. Любитель комфорта, он болел бескомфортно, лежа в больничном коридоре. К нему никто не ходил, ничего не носил. Такая аскеза ему не соответствовала. Он позвал Нину к телефону.
– Давай погуляем вечером?
– предложил.
Свекровь смотрела на ее сборы пристально, стараясь понять: платок надела - это что значит? Сапоги
– Спроси, где он живет… - попросила она.
– Спрошу, - перебила ее Нина, - прежде всего об этом спрошу.
– Я не хочу, чтоб он думал…
– Он ничего не подумает, - ответила Нина.
– Мы слишком хорошо знаем друг друга, чтоб подозревать в чем-то.
Женька обнял ее и поцеловал в щеку.
– Ты где живешь?
– сразу спросила Нина.
– Один наш мужик живет у своей пассии, квартира пустая. Я сторожу.
– Вы будете с женой размениваться?
– Не буду, - ответил Евгений.
– Полежал в больнице, подумал и решил - не буду. Пусть живет женщина спокойно, не ахти какие хоромы, а ведь съедим друг друга, если будем делиться. Так же - ей абсолютно хорошо, мне - относительно, и останутся силы подумать.
– О чем?
– Слушай, - сказал Евгений.
– Я не хотел сразу… Я хотел с подходом… Но мне теперь так жалко времени на пустяки. В общем - короче… Я ни на чем не настаиваю. Не имею права. Но подумай, а? Не объединить ли нам наши усилия, чтобы дожить жизнь?
– Ну знаешь! Ты - непредсказуемый тип!
– растерялась Нина.
– Зачем же так? Скажи - просто бабник, у которого вылезли волосы и одрябли мускулы, поэтому он…
– Перестань!
– зло сказала Нина.
– Перестань! Делаешь женщине предложение, так хоть для приличия прикинься…
– А то ты меня не знаешь… - как-то вяло сказал Евгений.
– Все ты про меня знаешь, как бы я ни прикидывался. Я могу, конечно, сказать тебе, что у меня лучше тебя женщины не было…
– Вот что!
– ответила Нина.
– Иди-ка ты на все четыре стороны. У тебя не волосы вылезли, мозги поизносились… мелешь, мелешь языком…
– Нин, - тихо сказал Евгений.
– Я просто робею. Потому и молочу. Я люблю тебя, Нинка, ну вот и все. Всегда любил.
– Не надо!
– закричала Нина.
– Чего бы я тогда от них от всех убегал? Я от тебя - тебя же и искал. Лежал в больнице, смотрел в потолок, в замечательные его разводы, не потолок, а географическая карта. То зеленое, то желтое, то синее… Над ним проходили трубы, они сочились и создавали мне объект для наблюдения. Я по этим разводам глазом походил, походил, все про себя понял. Так что я теперь умный. И потому остаюсь при своем предложении.
– Скажи еще, что у нас дочь общая, - уныло произнесла Нина.
– Не-а, - засмеялся Евгений.
– Не скажу! При чем тут дочь? Она уже своими ножками топает… Подумаешь обо всем, что я тебе сказал?
– Глупость ты сказал, - ответила Нина.
– Не хожу я назад, Женя, не хожу! Не умею.
– Подумай, - повторил Женька.
– Мы еще не завтра умрем.
Странные он сказал слова. Глупые и точные. А может быть, точные, потому что глупые? Мы недооцениваем глупость. Ее непосредственность, ее простодушие. Глупость такое может выдать, что уму не снилось. Пока ум сомневается, глупость произносит. Как часто она вещает с легкой подачи интуиции. Да здравствует глупость, которая возвращает надежду! Надежду, что еще не завтра нам умирать. Следовательно… Стоп, сказала себе Нина. Вот тут пока стоп…
Легко сказать…
– Что у тебя с Евгением, можешь мне сказать?
– встретила ее свекровь.
– Ничего, -
– Если ты спросишь мое мнение…
– Вам пора принимать таблетки, - перебила ее Нина.
– При чем тут таблетки?
– взвилась свекровь.
– Он был тебе паршивый муж, но мне он все-таки сын… - И она заплакала, громко всхлипывая и сморкаясь.
– У него, дурака, уже стенокардия, в его-то годы.
Свекровь пришлось укладывать и отпаивать валерианкой, и мерить ей давление, и бежать в аптеку за папазолом. «Неужели все дело в том, что мне, одинокой бабе, просто нужен какой-никакой мужик, и я радуюсь, что он у меня может быть?» - думала Нина. Ну и пусть, ну и пусть… В конце концов не завтра умирать. Нину захлестывала радость.
И вот тут, именно в этот момент, Алена, придя к ним вечером, распахнула пальто и продемонстрировала им крепенький тугой животик, на котором уже не застегивалась «молния» джинсов.
– Видали?
– засмеялась она.
– И что я буду с этим делать?
Куня красила могильную ограду. Это была большая добротная металлическая ограда, внутри которой спокойно, не теснясь, поместились могилы отца Куни, его первой жены, их умершего в младенчестве сына, второй жены, матери Куни. И еще осталось место. «Для меня и для тебя, - сказала Раиса, - Не вздумай в Москве своей спалиться. Манеру взяли… Что мы - не православные, что ли?» Раиса очень обрадовалась приезду Куни. «Давно уже голландку не топлю. Славик жар не любит, а мне зачем одной?» - сказала она, вводя сестру в сыроватый дом.
Докрасив ограду, Куня с ведром пошла к могиле Нининой матери. Там тоже была семейная ограда, и тоже оставалось место. «Для Нины», - подумала Куня. Мысль не показалась ей ни кощунственной, ни преждевременной, наоборот, даже как-то утешающей. Вот, мол, и у этой нескладехи Нины есть уготованное ей место. Знать это - хорошо и правильно.
Она покрасила и эту ограду, на обратном пути зашла в магазин, купила пшена для трех Раиных кур, тут же поймала себя на том, что уже хочет вернуться в свою восьмиметровку, а также в «стакан», что соскучилась по коммунальной бестолковщине и шуму. Значит, надо написать Нине, а та пусть передаст Алене, что она, Куня, скоро возвращается. Недели через две. Через неделю, написала Куня. Хватит, нагостилась… Наговорилась. Накрасилась…
Первым делом Нина стянула с Алены джинсы.
– Именно так - стянула. Усадила девчонку в кресло, встала перед ней на колени и стала стаскивать штаны.
– Ох, как хорошо! Сил нет так ходить, но когда свитер до колен распустишь, то еще и ничего. Не сразу видно… Это я к вам без свитера… Для большего эффекта.
– Кто он?
– спросила Нина.
– Я его к вам приводила, - ответила Алена.
– Директор.
– Когда поженитесь?
– каким-то не своим голосом поинтересовалась свекровь. В ее тоне было презрение, возмущение, унижение и страх. С чего бы страх? А вот с этих Нининых колен. С этой ее простоты, которая хуже воровства. Стоит перед девчонкой - чужой, заметьте!
– как рабыня. И аккуратненько, по складочке выпрямляет видавшие виды, замызганные джинсы. А та в широких трусах сидит, блаженно расставив ноги. Ну, картина, скажу вам! Свекровь вдруг почувствовала ту свою, первую, неприязнь к Алене. С другой стороны, она уже и привязаться к ней успела и, будучи человеком справедливым, помнила это. В общем, в голове у свекрови случилась путаница, и она закричала на Нину: