Анатомия счастья
Шрифт:
Она приложила стетоскоп к груди пациента. Хрипы и шумы, похожие на шум моря. С таким звуком Лукас в детстве надувными нарукавниками скреб о борт резиновой лодки. Выдыхает так долго, что у Аниты у самой перехватило дыхание. И с таким шумом, как будто воздух – тяжкий груз и герр Шмидт принужден тащить его по земле. Совершенно хрестоматийные явные симптомы, как в учебнике. Сюда бы студента, ему бы сказать: «Слышите характерные экспираторные хрипы на выдохе?»
– Сколько сигарет вы выкуриваете за день?
Анита привыкла задавать подобные вопросы и получать честные ответы.
– Только одну.
– Сигарету?
– Пачку.
– После
– Ах, фрау доктор…
О вреде курения говорить бессмысленно. Герру Шмидту об этом прекрасно известно.
– Я знаю, мне нельзя курить. Но бросить не могу.
– Наши коллеги часто к вам приезжают?
– Раньше редко. Но за это лето уже дважды. Я каждый раз боюсь, что мне конец. Но проходит. И скоро снова можно жить.
– Вас отвозили в больницу?
– Нет, – встревожился больной, – не надо мне в больницу.
Анита послушала его сердце. Герр Шмидт умолк, пока она слушала, потом снова заговорил:
– Хистерс [7] тоже курил. До ста с лишним лет курил.
Анита не стала спорить. У каждого свой пример для подражания и свои оправдания.
Маик тем временем нашел список лекарств герра Шмидта.
– Вы принимаете тиотропия бромид, правильно?
– Да, фрау доктор. И сегодня уже принял.
7
Йоханнес Хистерс (1903–2011) – немецкий актер нидерландского происхождения.
Анита подумала, что мало чем может помочь этому пациенту, по крайней мере, как врач. Таблетки он принимает, кислород в кровь поступает удовлетворительно, сердце бьется. Герр Шмидт был в порядке, насколько может быть в порядке пациент с его диагнозом, пациент, который толком не моется, мало пьет и плохо ест.
Анита заглянула в крошечную кухню, примыкавшую к гостиной. На столе стояла открытая банка с равиоли, из банки торчала ложка.
Если бы речь шла о чисто вымытом пациенте в чистой постели, с которым жена регулярно проводит дыхательную гимнастику, Анита оставила бы герра Шмидта дома, все равно коллеги в клинике мало что могут для него сделать. Но с точки зрения социальной помощи – очень даже могут. Для человека, который в целом пребывает в таком жалком состоянии, великой помощью были бы даже два дня в больнице среди заботливого персонала. Ему сделают внутривенные вливания от обезвоживания, залечат раны на ногах, будут регулярно кормить и так же регулярно мыть. Такой уход, конечно, слишком мимолетен, и получить его можно только в отделении интенсивной терапии, но состояние герра Шмидта как раз подходит для отделения интенсивной терапии. Его бы приняли без колебаний. Вот ведь дилемма: ему необходима помощь, но его нельзя назвать тяжелобольным. Анита уже видела перед собой чиновницу из кассы медицинского страхования. Дама отставит в сторону чашу с кофе, не примет счет от клиники к оплате и потребует у лечащего врача обоснования и объяснений, что такого особенного вдруг стряслось с хронически больным герром Шмидтом, что его необходимо было помещать в стационар.
С такими пациентами всегда тяжело, и с годами все тяжелее. Но Анита была бы не Анита, если бы не пошла до конца: она диагностирует обострение и уговорит сделать то же своего бывшего мужа, который на этой неделе как раз дежурит в интенсивной. Самое трудное – уговорить герра Шмидта.
– Герр Шмидт,
– В больницу? – изумился больной. – Но мне намного лучше.
– Одно другому не мешает.
– Я хочу остаться дома.
– В больнице выспитесь, отдохнете, – уговаривала Анита, как будто перед ней был надорвавшийся на работе менеджер, – коллеги смогут вам помочь.
– Никто мне не поможет.
– О вас позаботятся, через пару дней будете как новенький. Сами увидите.
– Нет. – И он потянулся за сигаретой.
– В больнице курить нельзя. Невыкуренные сигареты вы потом сосчитаете и докурите после выписки, – наступала Анита.
Молчание. Оба ассистента «Скорой помощи» уже поняли, в чем дело. Они переминались с ноги на ногу с выражением: «Уговаривай быстрее, а! Или брось его совсем».
– Вам виднее, фрау доктор, – произнес больной.
– Подготовьте герра Шмидта к перевозке, – скомандовала Анита.
Один из спасателей вышел, чтобы поближе подогнать машину. Маик собирал сумку для пациента, искал паспорт и карточку медицинского страхования. Анита заполняла протокол: показатели уровня кислорода и прочие показатели она написала хуже, чем были на самом деле, так что герр Шмидт с каждой строчкой становился болен все тяжелее.
Через открытое окно слышался далекий шум вокзала Зюдкройц и пение птиц, идиллия, да и только. На ее фоне даже хрипение герра Шмидта казалось почти гармоничным звуком.
Анита села в машину к спасателям, и пациента повезли в клинику «Урбан». Маик ехал следом на их автомобиле, в котором для пациента места не было. Анита позвонила бывшему мужу. После двух гудков в трубке услышала голос, который за много лет стал родным, но теперь с каждой неделей становился все более чужим.
– Паульсен.
Анита мгновение колебалась. Почему он представляется по фамилии? Он же видит, что это она звонит.
– Адриан, это я.
– Да. Привет.
– Есть одна минута? Я по работе. У вас в интенсивной есть свободное место?
– Целых три.
– Хорошо. Тогда сейчас привезем вам ГОМЕРа.
– Сюда?
– Ну да. Звоню тебя предупредить.
– А в другое место нельзя? Работы невпроворот.
– Его надо срочно.
– А почему ты вообще сегодня работаешь?
– У Моринген ребенок заболел, я заменяю.
– А где Лукас?
– Ночевал у Маттеуса. Хайди не говорила?
Анита покосилась на герра Шмидта, он, очевидно, не слушал.
– А, ну да. Забыл. Ладно, везите сюда. Разберемся.
– До скорого.
Анита не ожидала, что Адриан будет колебаться. Годами само собой разумелось: есть ГОМЕР, и это их общее дело. Анита радовалась всякий раз, когда они вместе снова играли в эту игру.
Когда-то она впервые услышала это название. В первый год после университета, еще в Любеке, Адриан как-то вернулся с работы в университетской клинике и рассказывал, как его коллеги в больнице называют хронических больных, да и любых пациентов, с которыми одна возня, а толку никакого: GOMER, это значит Get-Out-Of-My Emergency-Room [8] .
8
Пошел вон из моего приемного покоя (англ.).