Анатомия счастья
Шрифт:
– Устроили тут дискотеку с синей светомузыкой, – заметил Маик.
– И не говори. А я-то надеялась на вмятину на бампере и все.
– Да прям, тут какой-то Себастьян Феттель [2] недоделанный за рулем. – И Маик через лобовое стекло указал на автомобиль, который прямо лбом врезался в железнодорожную опору линии метро U1.
Анита совершенно проснулась. Из коробки достала одноразовые перчатки, взяла дефибриллятор и вышла из машины. Маик перебросил через плечо рюкзак неотложной помощи и подхватил в руку другой, с надписью «Травма». И оба подошли к опоре метромоста, которую
2
Себастьян Феттель – немецкий гонщик, чемпион «Формулы-1».
Под ногами, словно на садовой дорожке, заскрипел песок, которым пожарные забросали вытекший бензин. Темно-синий «БМВ», деформированный настолько, будто собирался превратиться во что-то другое. Капот, вернее, то, что от него осталось, совершенно сливался с опорой метромоста. То, что раньше было передним пассажирским сиденьем, превратилось в месиво из металла, пластика и рваных жгутов, решетка радиатора и номерной знак скрутило в один узел, бампер торчал вертикально, и его верхний конец прикрыт был оранжевым конусом, чтобы никто не поранился об острые края.
– Роскошное авто, – оценил Маик, – лучшее изобретение «БМВ» и самое дорогое.
– И, видимо, самое быстрое, – отозвалась Анита, – не меньше восьмидесяти летел, как думаешь?
– Давай лучше спросим у коллеги, который держит капельницу.
И Маик подошел к спасателю-ассистенту, который держал пакет с жидкостью. Анита знала этого человека, видела его много раз – коллега из службы Йоханнитов, что на Венской улице.
– Доброго утра, – поздоровалась она, – что у нас тут?
– Водителя зажало в машине. В сознании. Говорить может. Давление 120 на 80, пульс 90, – отвечал ассистент, свободной рукой указывая на место водителя, – слава богу, окно было открыто. Смогли наложить шейный бандаж. Но его там зажало рулем. Продвинуться дальше не можем, руль мешает.
Спасатель вздохнул с облегчением: врач на месте, не надо больше принимать решения по медицинской части.
Такая авария даже для большого города – редкость. Даже Маик поначалу растерялся, когда подошел поближе к зажатому водителю, а уж Маика-то, кажется, ничем не удивишь.
Анита, уже автоматически, сосчитала про себя до трех, это помогало успокоиться в трудных ситуациях. И вот она уже и сочувствует жертве, и боится ошибиться, и заодно появилось нечто вроде эйфории оттого, что все ждут ее указаний. Но теперь спокойно, без эмоций, разумно оценить ситуацию, определить, в чем, собственно, проблема. Сотни раз она уже это делала, однако на этот раз что-то было особенное, не так просто, как обычно. Она стала считать дальше: пять, шесть, семь… Теперь глубокий вдох, и Анита обратилась к спасателю:
– Ну, приступим.
Она окинула взглядом месиво, в которое превратился новенький автомобиль. Интересно, что такое нужно сделать с этим авто, чтобы уж сразу на тот свет? Она заглянула в искореженный салон, и утихшие было эмоции тут же вернулись. Мальчик. Совсем еще мальчик. Анита ожидала увидеть взрослого мужчину, уверена была, что именно его и увидит, но водитель оказался чуть старше ее сына, лет семнадцати-восемнадцати, не больше. Аниту всякий раз шокировал вид таких юных
Юноша был худенький, и в своей застывшей неестественной позе с шиной на шее напоминал манекен для тестирования автомобилей. Левая рука его плетью свисала из открытого окна, как будто ее оттягивал вниз маленький белый датчик кислорода в крови, прикрепленный к указательному пальцу. Показатели кислорода, к счастью, были в норме.
Анита отогнула солнцезащиту, все еще наполовину свисающую с потолка салона, отодвинула, сколько могла, уже сдувшуюся подушку безопасности и заговорила:
– Я врач «Скорой помощи». Вы меня слышите?
Спросила скорее по привычке, потому что сама себя еле слышала: рядом пожарные только что завели генератор, и один из спасательных автомобилей с громким гудением сдавал назад.
– Дышать можете? – крикнула Анита в ухо пострадавшему.
Губы юноши сложились в подобие слова «да», и он, насколько позволял шейный бандаж, попытался повернуться к врачу. «Глаза переводит синхронно, – подумала Анита, – добрый знак».
– Я должна посветить вам в глаза одну секунду, ладно?
Она оттянула наверх одно веко, потом другое.
Зрачки одинакового размера, с четким контуром. Если было кровоизлияние в мозг, очевидно без тяжелых последствий, однако черепно-мозговую травму исключать нельзя, хотя ни на панели приборов, ни на лобовом стекле, ни на руле вмятины в форме лба не заметно.
– Где тебе больно? – спросила Анита, переходя на «ты» после того, как посветила ему в глаза и погладила по гладкой щеке.
– Спина, – был ответ.
Анита взяла большой фонарь и посветила в салон. Сцепление, педаль газа и тормоза от удара изогнулись вокруг ног пострадавшего. Анита просунула руку между рулем и дверью и ущипнула мальчика за бедро.
– Чувствуешь что-нибудь?
Ущипнула еще раз, так сильно, что у самой заболели пальцы.
– Что чувствуешь?
– Ничего, – проговорил мальчик, и Анита увидела слезы у него в глазах.
Обычно, когда пострадавший в шоке, он не соображает, что с ним происходит, но юноша, кажется, отдавал себе отчет, что означает эта его нечувствительность. И Анита, заметив страх в его глазах, сама оставалась совершенно спокойна и продолжала почти автоматически делать то, что в подобных ситуациях делала всегда: она погладила мальчика по голове и успокоительно произнесла уверенным твердым альтом:
– Я тебе помогу.
«И после того, что я тебе сейчас дам, ты обо всем этом вообще забудешь», – подумала она про себя и обратилась к Маику:
– Набери кетамин.
– Что?
– Кетамин! – выпалила Анита, пытаясь перекричать окружающий шум.
Теперь еще и метро линии U1 в направлении Шпрее [3] грохотало прямо над головой по метромосту.
Кетамин. Анита и Маик часто его использовали в таких случаях, он действовал быстро и безотказно, боль у пострадавших стихала, а дыхание не сбивалось. От кетамина просто возникало ощущение бестелесности, а в подобной ситуации пациент только и мечтал о том, чтобы выйти из своего истерзанного тела с его болью, чтобы тело оказалось отдельно, само по себе.
3
Шпрее – река, на которой стоит Берлин.