Анатомия сердца
Шрифт:
– Да что с тобой такое? То не желаешь вставать, то фактически бежишь. Может, объяснишь, что на тебя нашло?
– Я его знаю, – просто говорю я, немного запинаясь из-за сбившегося дыхания. – Знаю Себастиана Скотта. Точнее, тогда я не знала его фамилию, но мы… мы… знакомы.
– Ну это же здорово. Мы сможем избежать реально плохих отметок, – замечает Хейзел, уже размечтавшись о том, как моё знакомство с преподавателем может сослужить ей хорошую службу. Но я качаю головой и провожу рукой по волосам.Так не получится. Подобное просто невозможно. Ничего не выйдет. – Нет? Почему нет?
– Мы знакомы, – уже с нажимом повторяю я, надеясь, что теперь-то всё станет
– С каких пор? – лишь спрашивает она, привалившись спиной к стене, но глядя по-прежнему на меня. Я вздыхаю прежде, чем нахожу в себе смелость и ресурсы дать ответы на многие вопросы, а не только на тот, что был задан.
– Ещё до университета. Летом после школы. Я взяла год на раздумия, чем хочу заниматься, и путешествовала в течение пары месяцев до того, как вернулась в родной штат и нашла работу. И спустя этот год оказалась здесь. То, насколько страстно он отзывался о медицине… это заворожило меня раз и навсегда.
– Ты ни о чём из этого мне не рассказывала, – немного огорчённо отвечает Хейзел, – совсем ни о чём.
– Это нечто, о чём хочется забыть и в то же время поставить на повтор, чтобы наслаждаться моментом снова и снова, – нервно водя указательным пальцем по стене, признаюсь я.
Тут Хейзел словно подбирается, становится чуть выше, и по моей спине проходит не то озноб, как иногда при температуре, не то просто дрожь. Себастиан Скотт проходит мимо нас в направлении лестницы почти в конце коридора со взглядом, явно намеренно прикованным к полу, чтобы не видеть меня. Я смотрю на широкую, обтянутую рубашкой спину, пока мужчина остаётся в зоне видимости, и готова биться головой о стену. Сомнений нет, подобно тому, как я отдала бы многое, чтобы повторить хотя бы одну ночь или день, Себастиан Скотт сделал бы то же самое, чтобы больше никогда меня не видеть. Или хотя бы не видеть в качестве своей студентки.
– Надеюсь, однажды ты всё-таки расскажешь мне хоть что-то.
– Хейзел.
– Итак, давай подытожим, – не обращая внимания, как я словно хочу провалиться сквозь землю и исчезнуть, подруга реально сопоставляет все факты в одном предложении. – Ты говоришь мне, что встретила нашего преподавателя где-то вдали от дома, между вами произошло нечто вроде курортного романа со всеми его составляющими, и таким образом, видя его обнажённым и при этом разговаривая о жизненном призвании, ты впервые задумалась о том, чтобы оказывать помощь людям?
– Не совсем так и уж точно не в тот момент, но в целом да. Наверное, да.
Мне почти стыдно. Мне, которая никогда не краснела и в своё время рассталась с девственностью ещё до Себастиана Скотта, не превращая это в сильно важный якобы для любой девушки момент.
– Даже если бы ты сказала, что мысленно начала готовиться к вступительным экзаменам именно в тот момент, я бы всё равно не поверила. Никто в здравом уме не будет думать об учёбе, когда в той же самой постели находится кто-то настолько сексуальный и сводящий с ума.
– Прошу тебя, тише, Хейзел.
– Не волнуйся. Твой секрет о том, что ты делала и сделала бы с преподавателем анатомии снова, останется при мне. Я унесу эту тайну с собой в могилу, – заверяет меня Хейзел, но я лишь окончательно раздражаюсь, что сопровождается неконтролируемым повышением голоса:
– Да ничего я не хочу с ним делать. Это в прошлом.
– Ну да, ну да. Именно так лжецы и скрывают ложь.
Она
– Что ты имеешь в виду?
– Гнев с оттенком праведности. Твой голос звучит именно так. Ты была бы счастлива, произойди между вами что-то вновь.
Между согласием и отрицанием я делаю выбор в пользу безопасного молчания. Мне не хочется ни сочувствия в первом случае, ни красноречивых взглядов, направленных на то, чтобы я сдалась и призналась, во втором, после чего мы придём всё к тому же желанию подбодрить. Молчание кажется тем единственным вариантом, при котором мы больше не заговорим об этом. И я оказываюсь права. Но через несколько занятий мне приходится впервые созерцать, как к другим отстающим от темы присоединяется первая девушка. До неё насчёт консультаций вне учебного процесса с Себастианом Скоттом договаривались лишь парни, которые согласовывали время и просто уходили. Но она всё разговаривает и разговаривает с ним, периодически улыбаясь, явно не спеша уходить. Когда я прохожу мимо них двоих, он не кажется недовольным, что с ним пытаются флиртовать, нарушая все границы, какие только можно. Это точно флирт. Он тоже наверняка понимает. Это происходит в самом конце сентября, после лекции, пропускаемой Хейзел из-за сильной простуды с чиханием, насморком и кашлем. Но я забываю про то, что старалась держаться подальше от бактерий, и, вернувшись из университета, тут же вхожу в комнату подруги.
– Лайла чуть ли не вешалась ему на шею, пока обсуждала дополнительные занятия для себя. Выглядело противно. Но он даже не стремился напомнить ей, где они находятся, и восстановить дистанцию. Как так можно, зная, что я их вижу? Ну ладно я, но в аудиторию мог зайти и кто-то из преподавателей.
Хейзел чихает раз за разом, и я устаю говорить ей соответствующие ситуации слова. После она размеренно подносит платок к носу, чтобы высморкаться, и, закончив, кивает головой, словно издеваясь надо мной.
– Так их видела только ты? – уточнение сиплым и болезненным голосом.
С покрасневшим носом, окружённая со всех сторон одеялом и лекарствами на тумбочке, подруга выглядит хуже, чем когда-либо на моей памяти. От бодрости и энергии, к которым я привыкла, не осталось ни единого следа. Зрелище почти что жалкое.
– Нет, и все остальные тоже, просто я вышла последней. Я не понимаю, ты хочешь, чтобы у меня начался нервый тик? Прекрати уже кивать и скажи, что думаешь.
– Что тебе нужно поступить так же. С той лишь разницей, что Лайла, наверное, реально столкнулась с трудностями в усвоении информации, а ты просто сымитируй. Ухудши успеваемость. Продолжай учиться и запоминать, но пусть после проверки отчётов Себастиан Скотт решит, что тебе нужна помощь, и предложит её тебе.
– Твоя затянувшаяся простуда явно отразилась и на твоих мыслительных способностях. Я не хочу получать плохие оценки, – от хрипов в голосе Хейзел мне становится физически не по себе. Но морщусь я не от простудных явлений, которые случаются с каждым, в том числе и со мной, а от предложения, не находящего в моей души ни грамма отклика. Мы будто говорим на разных языках. Я ведь просто делюсь новостями и своей точкой зрения касаемо их, и больше ничего.
– О. Ну тогда извини. Я просто подумала, что ты ревнуешь, и несколько не самых хорошо выполненных домашних заданий стоят того, чтобы остаться с нашим преподавателем наедине.