Анатомия скандала

Воэн Сара

– Мистер Уайтхаус?

Незнакомый голос вывел его из задумчивости, как раз когда Джеймс собирался вернуться к себе в офис по Миллбанк. К нему направлялся немолодой мужчина в сопровождении женщины лет тридцати.

– Чем могу помочь? Может быть, вам лучше записаться на прием? – Джеймс покосился на здание палаты общин с полицейской охраной и секьюрити. Не то чтобы он боялся встреч с избирателями, но предпочитал не рисковать, тем более что человек шел к нему с ухмылкой ненормального.

– Надеемся, вы все-таки уделите нам время, – сказал он,

подойдя ближе.

Женщина, совсем не безобразная, как машинально отметил Джеймс, хотя плохо сидящий брючный костюм и негустые стриженые волосы ее не украшали, держалась на шаг сзади.

– Как прикажете это понимать? – Джеймс напрягся, но мужчина достал из бумажника удостоверение офицера столичной полиции, и улыбка Джеймса превратилась в застывший оскал.

– Детектив сержант Уиллис, а это моя коллега, детектив констебль Райдон. Мы вас разыскиваем, мистер Уайтхаус, но в вашем офисе никто не знает, куда вы подевались. – Уиллис говорил с веселой улыбкой, но смотрел в упор. От обилия резких гортанно-взрывных звуков речь его звучала жестко.

– Я выключил телефон. Понимаю, это серьезное преступление. – Джеймсу хотелось вызвать у детективов улыбку, но они остались невозмутимыми. – Я иногда так делаю в обеденное время, чтобы спокойно подумать. – Он снова улыбнулся и протянул руку.

У детектива на секунду сделался такой вид, будто с ним нечасто здороваются за руку, и отвечать на рукопожатие он не стал.

Джеймс притворился, что не заметил заминки, и непринужденно повел рукой вокруг.

– Может, продолжим разговор где-нибудь в министерстве? Я как раз туда шел.

– Да, пожалуй, для вас так лучше, – согласился Уиллис.

Его подчиненная, стройная, с тонкими чертами лица, кивнула со скрытой враждебностью. Джеймс, все еще отчего-то думая, как же вызвать у нее улыбку, лихорадочно решал, где незаметнее переговорить с полицейскими.

– Может, вы мне скажете, о чем у нас пойдет речь? – спросил он, стараясь дышать как можно ровнее.

– Об Оливии Литтон, – ответил сержант Уиллис, не сводя глаз с Джеймса Уайтхауса. Он расправил плечи, неожиданно широкие для его худощавой фигуры, и вдруг показался внушительнее: – Мы зададим вам несколько вопросов в связи с обвинением в изнасиловании.

Глава 7

Кейт

9 декабря 2016 года

Вечер пятницы. В приподнятом настроении я шла в гости к старой подруге. Эли живет в эдвардианском, с эркерами, доме на маленькой улочке в западной части Лондона. Прошла неделя с того дня, как Брайан вручил мне первые документы по делу Уайтхауса, и я до сих пор вне себя от волнения при мысли о том, что это дело будет слушаться в суде.

– О-о-о, какая ты возбужденная! Рождество? Или дело выиграла? – Эли поцеловала меня в щеку, принимая бутылку охлажденного просекко и букет цветов.

– Нет, только что поручили интересное дело, – объяснила я, идя за ней по коридору мимо целого леса пальто. Ноздри защекотал

запах лазаньи – лук, чеснок, мясо со сладкой корочкой, – распространявшийся из тесной кухоньки в глубине дома.

Жизнь вокруг била ключом: старший ребенок шарил в буфете («А если я кушать хочу?»), вторая громко и без интереса играла на пианино, спотыкаясь на одном и том же пассаже, но и не думая его отрабатывать, и только младший, семилетний Джоэль, мой крестник, сидел тихо, занятый «Лего», который я принесла в надежде обеспечить часок спокойной беседы с его мамой. Однако уже через пятнадцать минут Джоэль почти закончил собирать конструктор – видимо, я выбрала слишком легкую модель.

Отодвинув вчерашнюю «Гардиан», Эли поставила передо мной чашку чая. У нее очень много дел, впрочем, как и всегда: четыре дня в неделю ведет уроки в школе, растит троих детей от семи до тринадцати лет и заботится о муже, Эде. Вот уж кому не приходится подчеркивать свою занятость, и это меня отчего-то обижает, будто жизнь Эли более насыщенная, чем моя. Материнство, брак и работа – пусть и не такая высокооплачиваемая, как моя, – отнимают у Эли столько сил, что к пятнице она, пожалуй, меньше всего расположена слушать о моих победах и тем более о моих проблемах. Видеть меня подруга, конечно, рада, но легко обошлась бы и без нашей встречи в конце долгой недели.

Вслух Эли этого, конечно, не скажет и не подаст виду, но я замечаю взгляд, брошенный на мою новую сумку – большую, из прекрасной твердой кожи, угадываю крайнюю усталость, тенью ложащуюся на лицо подруги и просачивающуюся наружу, когда Эли наконец присаживается к столу, шумно выдохнув – будто мячик спустили, – и, поморщившись, быстрыми, резкими движениями собирает волосы в хвост. Хроническую усталость выдают даже волосы – пронизанные седыми нитями светло-каштановые пряди, у которых давно пора подкрасить корни. На лбу между невыщипанными бровями залегли две глубокие морщины.

– Красивые очки. Новые? – спросила я, стараясь сделать ей приятное.

– Эти? – Эли сдернула очки, посмотрела на них будто впервые – одна из дужек погнута, стекла мутные – резко надела их на нос и посмотрела на меня с иронией и вызовом: – Им сто лет!

– Ты же ненавидела очки?

С подросткового возраста и до тридцати с лишним лет Эли носила только контактные линзы, считая очень гламурным надевать их без зеркала, балансируя крошечным прозрачным диском на кончике указательного пальца.

– Да? – Эли улыбнулась. – Очки дешевле, да и проще с ними… – Она пожала плечами, не желая озвучивать очевидное: у нее нет времени на себя, она уже и не помнит, что когда-то привлекала взгляды – стройная, светловолосая, уверенная в себе, в отличие от меня, скромной толстушки. Галерея образов прежних Кейт и Эли в разных физических воплощениях, наслаивающихся друг на друга, промелькнула передо мной, как сменные платьица на бумажных куклах.

– Ну что, как поживаешь? – Эли задрала очки на макушку и отодвинула оказавшиеся на столе детальки «Лего».