Анатомия теургии
Шрифт:
— Ошибаетесь, — Ситилла повернула голову, и Магнус заметил, что на щеке у неё есть ещё один шрам — тонкий, едва заметный. Его, без сомнений, оставило отточенное стальное лезвие. — Я слушаю вас и думаю, что вы пригодились бы Ордену. Наши книжники слишком много думают о духовном. Впрочем, вы знаете это и без меня.
— Знаю. Если я прав, то скверну можно превращать в иной тип vis viva. Добывать тепло. Или движение. Мы можем найти применение тому, что сейчас бездарно сливаем в снег.
— По мне, так лучше уж слить её в снег, чем подохнуть или стать нахцерером.
— У
Некромант сжал пальцы сильнее, чувствуя, как поток магии проникает глубже в тело Ситиллы. Управлять его движением сквозь двоих сразу оказалось намного сложнее, но Магнус обладал достаточным опытом теургии, чтобы спокойно разговаривать и не сбиваться с ритма. В этом у него было преимущество перед братьями Ордена, которые не понимали сути того, что делают.
Ситилла дышала ровно, сложив руки на животе и не пытаясь вмешиваться в процесс. Холода она тоже будто не замечала — палатка защищала от ветра, и этого оказалось вполне достаточно. А может, она просто привыкла к хельвежским морозам.
Снег вокруг продолжал краснеть.
* * *
Рона встречала утренний свет — так же, как делала это каждый день с тех пор, как получила обсидиановый глаз. Каждое утро она выходила на снег, сжимала в руках артефакт и снова погружалась в чёрно-белый мир, глядя, как на востоке встаёт солнце. Это было куда лучше, чем оставаться в сером ничто без света и тьмы.
Она знала, что больше не увидит цвета — чёрный камень мог передавать лишь тени — но считала, что лучше довольствоваться малым. Ещё несколько дней назад Рона вовсе лежала в доме травницы и собиралась умереть, потому как жить ей было больше незачем. А сейчас, сейчас вдруг оказалось, что Магнус жив, что потеря глаз не означает потерю света, а теперь вот и Альма отправилась в город, велев ей ждать. Она даже снизошла до ответа, сказав, что именно собирается сделать, и здесь их мнения совпадали.
Ведь это Эльфгар виноват в том, что Рона лишилась глаз. Ещё виновата она сама — в том, что была недостаточно быстра и сильна, но Эльфгар был причиной всему. Он приказал убить Магнуса, хотя тот никак не вредил ему. Может, им овладел гнев, но тогда и правда лучше будет отдать Фьёрмгард кому-нибудь другому.
К тому же Рона была сестрой ведьмы, и октафиденты рано или поздно добрались бы до них. Нет, их нельзя оставлять властвовать в Хельвеге.
Она сконцентрировалась и снова подняла жезл, пытаясь различить очертания дома. Тот виделся мутным, почти бесформенным пятном на белом фоне. Альма говорила, ей не хватает опыта — обсидиан почти не требует силы, и посмотреть сквозь него может любой, кто обладает толикой магии, но важно здесь не смотреть, а видеть. И она увидела: пять размытых, но вполне заметных силуэтов, а за ними — ещё пять, побольше. Люди и кони.
— Эй, хозяйка! — услышала она. Странные интонации: доброжелательность и осторожность. Гость знал, с кем говорит.
Дом проснулся. Рона не владела гоэтией, но знала, как приказывать стражам, и те готовы были по одному только слову броситься на защиту девушки.
Силуэт подошёл ближе. Рона даже смогла различить у него руки и ноги, если, конечно, это не было игрой воображения.
— Должно быть, вы Рона, — продолжил гость. — Повязка на ваших глазах говорит сама за себя. Дома ли ваша сестра?
— Вежливые люди называют своё имя, входя в чужой дом.
Она поразилась тому, как твёрдо прозвучал её голос. Может, это потому, что Альмы нет рядом?
— Верно, — согласился гость. — Должно быть, я слишком устал с дороги. Меня зовут Гирт Торкельсон, а это мои хускэрлы. Нужно ли рассказывать, кто я такой?
— Нет, — теперь она всё же дрогнула. — Я знаю это имя.
— Вот и хорошо! Так дома ли Альма?
Рона покачала головой.
— Нет? Тогда где она?
— Захватывает Фьёрмгард, — честно ответила девушка.
Кажется, Гирт не понял. Во всяком случае, он не нашёлся, что сказать, и Рона дорого бы дала, чтобы увидеть его лицо. Только сейчас она поняла, как много теряется в разговоре, если собеседника не видно: нельзя посмотреть в глаза, нельзя зацепиться взглядом за движения его губ и понять, лжёт он или нет. Альма говорила, она сможет видеть так же чётко, как раньше — но только если будет упорно работать. Что ж, вот ещё одна причина усердствовать.
— Захватывает Фьёрмгард, — наконец проговорил Гирт. — Проклятье! Когда она уехала?
— Вчера.
— И вы знаете, чем всё закончилось?
Она пожала плечами: Альма не считала нужным посвящать сестру в то, что делала. Но от дальнейших расспросов её спас ворон.
Чёрная птица без малейшего стеснения села ей на плечо. Рона знала, что это ворон — только он осмеливался на подобное, выполняя волю норны. Ворон нёс весть, и она легко поняла его.
— Альма знает о вашем приходе, — сказала она. С губ срывались чужие слова: ворон шептал ей послание, а Рона всего лишь произносила его. — Она говорит, что уже возвращается, и просит вас быть её гостями.
— Ведьма, — Гирт криво улыбнулся. — Что ж, мы будем рады воспользоваться вашим гостеприимством. Но в доме, пожалуй, нам будет тесновато, так что, если не возражаете, мы расположимся где-нибудь рядом.
— Как я могу приказывать этелингу?
— Можете, мейстрес Веллер, можете. Я не настолько глуп, чтобы думать, будто обладаю властью на чужой земле. Самый бедный йомен может мне приказывать, если я ступил на его участок. Таков закон в Хельвеге, и его даже король не может нарушать. А попробует — вместо него на трон скоро сядет новый.
Он повернулся к хускэрлам, которые молча стояли, держа коней под уздцы.
— Ставьте шатры, ребята! Мы здесь надолго.
Отвернувшись от него, Рона снова сжала в руках древко жезла. Стражи, поворчав, затихли. Им не нравился гость.
А ведь она сумела их увидеть, подумала девушка, концентрируясь на обсидиане. Это отличалось от прежнего зрения глазами, правда, чем именно, сказать она не могла. Просто выглядело иначе, и всё. Как если бы она смотрела головой.
Ну да, правильно, у неё ведь нет больше глаз.