Анатомия убийства. Гибель Джона Кеннеди. Тайны расследования
Шрифт:
Слосону также ничего не рассказывали о том, как обращались с Носенко в ЦРУ. Он знал, что русского держат в одиночном заключении, и позднее говорил, что его беспокоило, насколько суровы условия содержания Носенко: Слосон всегда полагал, что длительное одиночное заключение равносильно «психологической пытке».
На самом деле все обстояло гораздо хуже. Впоследствии следователи, назначенные Конгрессом, и даже кое-кто в ЦРУ признавали, что Носенко фактически подвергался многолетней пытке. В одиночном заключении он провел 1277 дней, то есть более трех лет, в основном на тренировочной базе ЦРУ под Уильямсбургом (штат Виргиния)
Министерство юстиции, безусловно, разделяет ответственность за жестокое обращение с Носенко. В апреле 1964 года министерство втайне санкционировало такие условия содержания русского перебежчика. Представители ЦРУ именно за этим наведались к заместителю генерального прокурора Николасу Катценбаху. Впоследствии Катценбах под присягой пытался отречься от этого разговора, но протоколы ЦРУ подтверждают, что встреча имела место и что Катценбах одобрил предложение ЦРУ держать Носенко в заточении сколько понадобится, без суда и возможности апелляции.
ЦРУ и другими способами продолжало втихомолку сотрудничать со Слосоном. Управление помогло ему составить запрос правительству Кубы о пересылке всех относящихся к Освальду документов из кубинского посольства и консульства в Мехико. Запрос направлялся через правительство Швейцарии, взявшей на себя роль дипломатического посредника между Вашингтоном и правительством Кастро12, и прежде чем обратиться с таким запросом, Слосон испросил разрешения комиссии.
Запрос «по каналам дошел до Эрла Уоррена, и тот поначалу ответил отказом», вспоминал Слосон. «Эрл заявил, что не желает полагаться ни на какие сведения, исходящие от правительства, которое является основным подозреваемым в убийстве». Слосон оторопел: он-то считал обязанностью комиссии собирать всю информацию, которую удастся раздобыть, а уж потом по возможности ее проверить. Но председатель Верховного суда, очевидно, был намерен воспрепятствовать получению существенной части сведений.
Обратиться к правительству СССР с просьбой предоставить данные по пребыванию в течение двух с половиной лет Освальда в стране Уоррен разрешил, но к Кубе он относился совсем иначе. Председатель Верховного суда находил существенную разницу между давно пообтесавшимися коммунистическими руководителями СССР – с Хрущевым он лично встречался прошлым летом, когда проводил отпуск вместе со своим другом Дрю Пирсоном, – и молодыми, агрессивными и бородатыми сподвижниками Кастро, которые лишь в 1959 году совершили переворот в Гаване.
Слосон таких тонкостей не различал, и уж, во всяком случае, не тогда, когда ему требовалось делать свое дело, собирать улики. В результате Слосон решился на совершенно нетипичный для него шаг: он ослушался Уоррена. Он вспоминал, как рассуждал сам с собой: «Мы обязаны получить любую доступную информацию». Пусть он рисковал карьерой, но «попросту пренебрег указаниями Уоррена и сделал по-своему – подал запрос в Госдепартамент».
Обращение к правительству
Несколько недель спустя в личной беседе с Уорреном (такие встречи происходили нечасто) председатель Верховного суда поинтересовался, какие новые сведения комиссии удалось получить из-за границы. Слосон среди прочего робко упомянул материалы, поступившие с Кубы, – ту самую информацию, которую Уоррен не велел ему запрашивать.
Уоррен пришел в ярость:
– Я же сказал вам, что мы этого делать не станем! – воскликнул он.
Пришлось Слосону прикинуться дурачком:
– Прошу прощения. Я не понял, что вы настроены столь категорически.
Теперь, получив документы с Кубы, Слосон обрадовался, что Уоррен не стал препятствовать их использованию. «Он примирился с тем, что они попали нам в руки, – рассказывал Слосон. – И вовсе не пытался замолчать их». С помощью ЦРУ удалось удостовериться в подлинности значительной части материала, включая подпись Освальда на ходатайстве о выдаче визы.
Глава 22
Офис комиссии
Вашингтон
февраль 1964 года
Верный своему обещанию прочесть каждый клочок бумаги, который поступит в офис комиссии, Норман Редлик в феврале подолгу засиживался над папками, потоком хлынувшими из ЦРУ в комиссию, и потому он первым обнаружил недостающий элемент.
В начале месяца Редлик натолкнулся на заинтриговавший его документ, отпечатанный на машинке в ФБР: дословное воспроизведение всех записей в записной книжке Освальда – полиция Далласа обнаружила ее среди личных вещей убийцы1. Бюро якобы подготовило для комиссии и других следователей машинописную копию исключительно из любезности, так как почерк Освальда с трудом поддавался прочтению.
Типично для Редлика: он не пожалел времени на трудоемкую проверку, которой, как он понимал, никто другой из членов комиссии не озаботится. Редлик решил сопоставить страницу за страницей подлинник записной книжки и распечатку ФБР. Редлик не прошел специальной подготовки в качестве следователя, однако придерживался убеждения, что хороший юрист обязан проверить каждую улику, сколько бы сил это ни отняло. Он хотел убедиться в том, что в Бюро ничего не перепутали (даже случайно) в записях Освальда.
Первые 24 страницы расшифровки ФБР точно совпадали с записной книжкой. Но вот Редлик дошел до страницы 25, глянул на соответствующую страницу записной книжки – и обнаружил пропуск. Здесь должна была находиться запись «АГЕНТ ДЖЕЙМС ХЭСТИ», с ошибкой в фамилии Джеймса Хости, агента ФБР в Далласе. Под именем агента Освальд записал его рабочий адрес и еще какие-то цифры – как выяснилось, номер казенного автомобиля ФБР. Запись датирована 1 ноября 1963 года, то есть была сделана за три недели до покушения.