Андреев Д.Л. Собрание сочинений: В 4 т. Т. 1: Русские боги: Поэтический ансамбль.

Андреев Даниил Леонидович

перекинется,

Грустью певучей прикинется,

Жаждой любви означится,

Жаждой веры заплачется,

Жаждой правды проявится

Сказочная красавица.

*

Так, облачком на кручах Киева

Чуть-чуть белевшая вначале,

В прозрачной утренней печали

Росу творящую тая,

Из дум народа, из тоски его

Она свой облик очертила,

Она мерцала и светила

Над тысячью минутных я.

И

стали нежною духовностью

Лучиться луг, поляны, ели,

Запели длинные свирели

Прозрачной трелью заревой,

А за полночною безмолвностью,

В любви, влюбленным открывалась

Та глубь добра, тепло и жалость,

В чем каждый слышал голос свой.

Он слышал свой, а все в гармонию

Она влекла, согласовала,

Она мерцала, волхвовала

И в каждом холила мечту,

И в Муроме прошла Феврония,

В Путивле пела Ярославна,

И Василиса в мгле дубравной

Искала ночью мудрость ту.

Искала ночью – всё искала…

Озера и скалы

Воочью ей делали знаки. Двуречьем,

Окою и Волгой, бродила, искала,

Леса говорили ей, небо сверкало

Звездным наречьем.

Там шелестела

над виром лоза,

Навна глядела

мирно в глаза,

И каждый прохожий

становился добрей

У небесных подножий,

у лесов и полей.

Семенили детишки

в лес по грибы,

Забирались от мишки

на ель, на дубы,

И, беспокоясь

о ближних, о детях,

Слышала совесть:

“Ласкай и приветь их!”

В избах и клетях

Стала любовь несказанна.

И ни осанна

Строгих стихир византийских,

Ни умудренный в витийствах

Разум церковный

Не находил ей словесной оправы.

Так шелестят бестелесно и ровно

Вешние травы.

Этою музыкой невыразимой

Все облекалось: лето и зимы,

Дни многодетной усадьбы,

Смерти и свадьбы,

Слово об Игоревом походе,

Сорокоусты притворов замгленных

И на туманном весеннем восходе

Песни влюбленных.

*

Навна вложила в горсть Яросвету

Пригоршню белых кристаллов.

И на пажитях талых,

На крутогорьях они засверкали –

Искры Завета,

Мощной рукою то ближе, то дале

Властно рассеяны…

Белые кубы

Гранью блистая, сосудами света

Гребни холмов увенчали.

И было вначале:

Пестрые крины смеющимся цветом

И колокольни,

как райского дуба

Ствол величавый,

Их довершили.

Их окружили

Зубцы и забрала,

И над родными разливами

Встали кремли, города, городища,

Монастыри…

Князья и цари,

Схимники, смерды, гости и нищие

Видели, как на Руси разгоралось

Зарево странной зари.

И повторялось,

Удесятерялось,

Снова и снова,

От Камы до Пскова

Над половодьем бесчисленных рек

То отраженье Кремля Неземного

В бут, –

в плоть, –

в век.

*

Но громоздит державный демон

Свой грузный строй,

И моет Днепр, и лижет Неман

Его устой.

Мечта могущества ярится

В его очах.

Уже тесна Москва-царица:

Он в ней зачах.

От дня ко дню самодержавней,

Он – бич, палач…

О, русский стих! О пленной Навне

Тоскуй и плачь!

Плотными глыбами замуровал он

Сад Ее нежный внутри цитадели.

В крытых проходах вырыл провалы;

Чадные щели

Омраками дурманили разум,

Вкрадчивым газом

Едко дымясь…

В чем обнаружишь высокую связь

С духом Ее –

наших предков?

Вчитываешься в былые сказанья,

Вслушиваешься в монотонное пенье,

Вглядываешься в иконы и зданья,

В иноческие виденья –

Строгих и резких

крыльев и ликов

скупое убранство,

Ровное золото райских пространств,

Византийского Храма очерк великий, –

а дальше

Грозно сквозит

Трансмиф христианства

В сумрачных фресках.

Вглубь,

в стопудовую удаль былин

Мысль низведешь – и замедлишь на спуске:

Только бродяги пустынных равнин

Ухают там: богатырски, по-русски.

Сита и Радха, Гудруна и Фрэя,

Руфь, Антигона, Эсфирь, Галатея –

Где же их русские сестры?

Где Джиоконда?.. Где Маргарита?..

Нету ответа.

Грубые плиты,

Хищные, пышные ростры.

И с триумфальных ворот Петербурга

Цоком копыт и подъятой трубой

Трубит гонец –

не про власть демиурга,

Но про великодержавный разбой.

Глухо.

Лишь недомолвками, еле-еле,

Глянет порой из глубин цитадели

Отблеск вышнего духа: