Андрей Белый и Эмилий Метнер. Переписка. 1902–1915

Лавров Александр

• ощущение • рассудок

2) Довольствуясь исключительно правильностью вывода, не обращая внимания на верность оснований, рассудок играет чисто служебную роль. Он ручается лишь за правильность вывода, а не за действительность выведенного. А между тем в умственной деятельности важно копить наш багаж знаний, а также соединять накопленное, ткать наше отношение к действительности. Важно, чтобы отдельные доказательства, слагаясь в общую ткань, пополняли друг друга. Мы нуждаемся в такой форме познавательной способности, которая, сохраняя нам раз выведенные доказательства, контролировала бы их взаимным сопоставлением. Это – функция ума. Выбор и контроль требуют личного почина, между тем как логические формы рассудка абсолютно безличны, мертвенны. Ум окрашивает умствование. Отдельные доказательства, графически изображаемые ^^^^^, обрывочны, пока не связаны, не сотканы умом

в одно связное целое, причем соблюдена правильность в расположении отдельных доказательств:

а не

Каждый человек не совпадает в своем взгляде на окружающее с другими, ибо 1) не относительно всех в мире явлений сделал соответствующие выводы, 2) неодинаково расположил свои

доказательства, не в том порядке соткал свою умственную схему. 3) Если присоединить еще разнообразие в логических ошибках, то понятен весь индивидуализм умственных схем сравнительно с формализмом логических доказательств. Отсюда самоуверенная ограниченность логиков («Д. С. Милль – обидная ясность» Ницше [352] ) и разнообразие и шаткость научных гипотез, философских систем и т. д. В выборе и соединении обрывков доказательств в сложное целое играет уже роль мое личное, чувственно-психологическое отношение к действительности, которое оказывает давление на составление моего отношения к миру. Но… меня зовут встречать новый год… Обрываюсь…

352

В перечне «Мои невозможные» (в книге Ницше «Сумерки идолов, или Как философствуют молотом», 1888) значится: «Джон Стюарт Милль, или оскорбительная ясность» (Ницше. Т. 2. С. 594).

1-го января 1903 года. 2 часа ночи. С Новым годом, Эмилий Карлович. Ночь ясна… Радостно… Пенно-пирное шампанское бьет в голову… Какое-то мировинное пьянство!.. с туманом в голове продолжаю…

Сторонники рационализма скажут: «Если ум отдельной личности ограничен, то ошибки мыслителей могут быть исправлены последующими мыслителями и таким образом формальный объективизм будет одерживать всё большие и большие победы над личностью: взаимно противоположные ошибки, уничтожив друг друга, обнаружат истину»…

Пустая реторика!.. Общее место! Когда говорят они так, у меня тоже вырастают ослиные уши: это – невольный миметизм…

Достаточно сказать следующее: два взаимно противоположных писателя: один отклонился от истинного пути <На этом текст обрывается.>

РГБ. Ф. 25. Карт. 30. Ед. хр. 10. Л. 1 – 3 об.Ответ на п. 13. Вероятно, не было закончено; не отправлено.

15. Метнер – Белому

31 декабря 1902 г. – 3 января 1903 г. Нижний Новгород

Н. Новгород 31 декабря 1902 года.

Дорогой Борис Николаевич!

Надеюсь, Вы получили мое калейдоскопическое письмо, в котором я говорю о чем угодно, только не отвечая на Ваши письма; о странных явлениях, замеченных в Париже; о попах-шинкарях и т. п. [353] Намереваясь кое о чем переспросить Вас, я взял Ваше первое письмо [354] . Вы упоминаете в нем об исследовании Мережковского. Хорошо было бы, если бы Вы снизошли до общедоступного и притом осторожного отзыва об этом исследовании с точки зрения религиозно-философской; тогда я бы написал о том же исследовании с точки зрения литературно-эстетической; получились бы две статьи двух авторов об одной книге, которые (статьи) дополняли бы друг друга [355] . Разумеется, это стоит сделать лишь в том случае, если Духовецкий, который сам же молил, чтобы ему присылали материалы, прекратит по крайней мере свое молчание.

353

Имеется в виду п. 13.

354

Имеется в виду п. 2.

355

Подразумевается возможная публикация этих статей в газете «Приднепровский Край».

1 января 1903 г. Вы – первый, дорогой Борис Николаевич, которому я пишу первое свое письмо в новом 1903-ьем году… Странно, что я сегодня и частью вчера в Silvesterabend [356] чувствую себя так же тоскливо, как в сочельник и Рождество. Меня это несколько тревожит: не из-за себя, а из-за жены и родителей: они очень рады, что я устроился; было бы ужасно, если бы что-нибудь случилось. Будем надеяться, что это дурное самочувствие имеет значение (подобно тому сну, помните, о двух змеях, черной и белой) не личное, не интимное, а всеобщее… Вчера вечером за три, четыре часа до нового года я уронил свои часы; они остановились, я снес их часовщику; оказалось – сломан маятник. Опять-таки: что это означает? Обращаю этот эпизод в шутку (полушутку) и делаю предположение: перестану ли я маяться? Или вообще жить? Буду думать, что только первое. – А в прошлом году в то же самое время я нашел подкову! Она принесла мне счастье. Продолжаю читать Ваше первое письмо. С удовольствием перечитываю: «всякое забегание вперед, как церковников (с их Антихристом) и теософов, так и теургов `a la Мережковские с их речами о соединяющем религиозном делании значительны только как попытки „нового мышления“, а не сами по себе». Читаю Ваше второе письмо [357] . Вы обещаетесь написать по поводу книжки Файгингера о Ницше (с точки зрения законности его появления после Шопенгауэра; Ницше в связи с современным неоидеализмом). Эта тема была бы более удобна, нежели о докладе Тернавцева [358] . Читаю в третьем письме [359] : оказывается, что статью о Ницше Вы написали, но переписывать нет времени. Быть может, теперь найдется время; или присылайте непереписанною. Этот возмутительный Духовецкий не имеет обыкновения отвечать скоро на письма.

356

Новогодний вечер (нем.).

357

Имеется в виду п. 8.

358

См. примеч. 2 к п. 9. Доклад В. А. Тернавцева «Русская Церковь пред великою задачей» был прочитан на первом, учредительном заседании Религиозно-философских собраний в Петербурге 29 ноября 1901 г., опубликован в № 1 «Нового Пути» за 1903 г. См.: Записки петербургских Религиозно-философских собраний. 1901–1903. М., 2005. С. 5–19.

359

Имеется в виду п. 9.

В своем IV письме [360] Вы говорите, что Ваш «внутренний путь каким-то странным образом слагается в сторону теософии» и притом «волюнтаризма», «отличную и от теософии в сторону теургии и от теургии в сторону теософии». Но возможна ли «равнодействующая между теософиею и теургиею»?? Не есть ли «объективация» (спрашиваю Вас на Вашем же «жаргоне») «воплощенного (теургического) на степень идеи» только умственная игрушка капризного ребенка, пожелавшего идти дальше «символического»; на деле же подобное «воплощенное» ничем не отличишь от «символического»?? – Вашу «лествицу» (1–8) я понимаю и в целом всю, чувствую же ее лишь до 7-ой ступени включительно; голубое мне очень, очень близко и знакомо; и просто голубое (бирюзовое с зеленоватым оттенком) и углубленное белым; недаром я родился 7-го декабря 1872 года; декабрь – месяц зимний, снежный и голубой в то же время; мне и белое (5-ая и 6-ая ступень) понятно лишь через голубое; я как-то перескочил или, вернее, быстро пробежал к голубому. Очень хорошо и верно до ужаса сказали Вы о «желто-шафранных волнах болотных испарений», распространяющихся вокруг лестницы… Я не раз оступался… О, я знаю, что значит «трясина ужаса»… Дальше об ощущении «невидимой близости Господа», о «Христовом чувстве» (как я это, кажется, нескладно называл) Вы, конечно, помните, наши мысли совпадают совершенно, еще дальше о «встрече с Господом»

и переходе от 9–10, т. е. к 1 и т. д. все, что Вам поведал «муж знаменитый» [361] , я не понимаю никак, ни чувством, ни умом, и не принимаю!! По-моему, это просто дерзость и амикошонство с Богом. Я согласен искать «9», но утверждать, что я там встречусь с Богом, – это опасно! Я могу так увериться в этом, что, подойдя вплотную к 9-и, попаду в лапы Серого; на 8-ой – бесцветное (то же, что на первой), на 9-ой (мнимой) – огненно-кроваво-красное (то же, что на 2-ой); на 10-й – горение багряницы и «вверх пятами», как на 3-ей, только уже навсегда… Опасно!

360

Имеется в виду п. 10.

361

Подразумевается П. д’Альгейм.

 – середина клавиатуры – противный ток – представляется голубым, а на самом деле багряное.

–

Недостаточно ясно мне и учение теософов о четырех оболочках человека и об «астральной области»… Что касается «личного конечного» и «индивидуального, непреходящего», то это я вполне понимаю и еще давно при первом знакомстве с Ницше увидел в нем борьбу этих начал и их подчас безобразное смешение.

Верно: Ницше индивидуально-белый очернился лично. – Возвращаюсь к голубому: один раз зимою (уже к весне, т. е. после святок) я шел из суда (это было в начале 1901 года или в конце декабря 1900 г.). Я громко один усмехнулся близ университета напротив Манежа; мне стало вдруг страшно весело и легко и все вокруг мне казалось голубым, углубившимся. Я был с полчаса словно сумасшедший. Потом этого не повторялось, но я уже прочно освоился с голубым. – Мне в эти полчаса казалось, что я что-то узнал и знаю, чего другие и не подозревают, и я ухмылялся хитро… подмигивал… В письме пятом Вы говорите, что «самый главный ужас заключается в том, что вдруг 2-ая тема Колиной Сонаты зазвучит для иных лунностью, лунатизмом» [362] . Эти иные насчитывают в своем числе меня, самого автора, да и Вас, наверно; Вам только страшно признаться в том, что при своем первом появлении тема эта звучит лунностью; она словно облита вся насквозь во всех своих очертаниях густым расточительно-роскошным сиянием полной, не заслоненной никакими облаками луны. Страшного же тут ничего нет; представьте себе, что нечто бесконечно глубокое и широкое, нечто объективно и субъективно (для Вас) священное, одновременно общее и интимное уютное предстает пред Вами после дневных трудных размышлений ночью в тишине внезапно (потому ночью, чтобы в тишине, а не впотьмах) освещенное луною. Не «нечто» содержит в себе лунное, а луна вносит в «нечто» лунное, и надо удивляться высокой чистоте (castitas), целомудрию этого «нечто», что оно, облитое лунным светом (не боится оно лунного света), сохраняет свою высоту и заявляет о ней. –

362

Имеется в виду п. 12 (процитировано неточно).

Страшно (для меня) то, что иному эта тема в первом (лунном) своем освещении покажется пикантной, подобно тому как пикантна иному сластолюбцу развращенная девочка-подросток с ангельским личиком. – Вот что страшно! Очень рад, что Вы пишете «я сам в нуменальном никуда не пойду» [363] . Я очень тронут, что Вы пишете о Коле: «я как-то лично горжусь Вашим братом» [364] ; но вот что, милый Борис Николаевич; мы с Вами гордимся, что соната Коли нравится Гофману [365] , что он ее теперь, быть может, разучивает; но не примешивается ли к этому чувству гордости какая-то ревнивая досада (или досадная ревность), что «нечто» интимное, наше (хотя и долженствующее стать всеобщим), уютно (хотя и при луне) представшее пред нами, то, в чем мы участвовали ночью в тишине, как заговорщики (хотя дело само доброе и не требует поэтому тайны), нечто мистериарное <так!> пока, вдруг перестало быть таковым; досадно! Не правда ли??.. Пришлите заметку об Олениной в Мире Искусства [366] , я Вам с Колей же обратно пришлю номер. – «Ужас среди голубого дня»! [367] Да! Это настоящий ужас. И Вы великолепно дали его в обоих стихотворениях, но, кажется, в них есть что-то и помимо этого ужаса; они шире, чем этот ужас. До свиданья, дорогой Борис Николаевич; кланяйтесь от меня Вашим родителям и Алексею Сергеевичу [368] . Анют<а> [369] приветствует Вас и желает Вам счастья в новом году. Христос с Вами!.. Любящий Вас Эмилий Метнер.

363

Подразумевается фраза из п. 12: «В „нуменальном“ я не хожу ‹…›».

364

Цитата из п. 12.

365

См. примеч. 6 к п. 11. 26 декабря 1902 г. Н. Метнер писал Э. Метнеру: «В Петербурге я отдал Гофману свою Сонату. ‹…› Теперь, по возвращении из Пет<ербурга>, я принялся наконец за окончательное окончание своей Сонаты и хочу окончить ее к 28-му января, когда Гофман будет опять в Москве» (Метнер. С. 45–46).

366

См. примеч. 8 к п. 12.

367

Мотив, который, согласно Белому, разрабатывается им в стихотворениях, присланных в п. 12.

368

А. С. Петровский.

369

А. М. Метнер.

P. S. За неимением своих стихотворений приведу Вам Гётевское «Legende».

In der W"usten ein heiliger MannZu seinem Erstaunen t"at treffen anEinen ziegenf"ussigen Faun, der sprach:„Herr, betet f"ur mich und meine Gef"ahrt,Dass ich zum Himmel gelassen werd,Zur seligen Freud: uns d"urstet danach“.Der heilige Mann dagegen sprach:„Es sieht mit deiner Bitte gar gef"ahrlich,Und gew"ahrt wird sie dir schwerlich.Du kommst nicht zum englischen Gruss,Denn du hast einen Ziegenfuss“.Da sprach hierauf der wilde Mann:„Was hat euch mein Ziegenfuss getan?Sah ich doch manche strack und sch"onMit Eselsk"opfen gen Himmel gehn“ [370] .

370

Стихотворение «Легенда» (1776) в переводе В. Левика:

 В пустыне, спасаясь, жил некий монах. Он встретил фавна на козьих ногах, И тот, к его удивленью, сказал: «Хочу я вкушать блаженство в раю, Молись за меня и мою семью, Чтоб нас всевышний на небо взял». На это муж святой сказал: «То, что ты просишь, весьма опасно, И даже молиться о том напрасно. Тебя не пустят за райский порог, Когда увидят, что ты козлоног». И фавн ответил на это ему: «Пусть я козлоног, – что с того, не пойму! Иных, я знаю, с ослиной башкой – И то впускают в небесный покой».(Гёте Иоганн Вольфганг. Собр. соч.: В 10 т. М., 1975. Т. 1. С. 145).