Андрей Первозванный. Опыт небиографического жизнеописания
Шрифт:
— Да живёт вечно наш кесарь! — отвечал Исаак. — Не из пустой прихоти заперли мы ворота, а потому, что стоят за ними два чародея, которые хотят устроить в нашем городе беспорядки. В каждом городе, куда они входят, возмущаются сердца людей их колдовством. Но если скажут они: «Мы ученики Живого Бога», — то почему бы их Бог не открыл им ворота?
— И правда, — согласился Эпимах. — Эй, вы там, чужестранцы! Коли есть у вас Живой Бог, то с Его помощью и отпирайте ворота.
Андрей и Павел молча переглянулись, и Андрей, словно прочитав мысли своего товарища, уверенно ему кивнул. Тогда Павел поднял над собой кусок адской деревяшки и с размаху ударил
— Силою Господа моего Иисуса Христа, Который разнёс на мелкие кусочки врата адовы, пусть створки этих ворот распадутся и пусть поймут эти иудеи, что нет для Тебя ничего невозможного!
Только он это произнёс, как ворота Херсонеса рассыпались в мелкую пыль, взвившуюся тут же клубами, и Фавст, а с ним почти половина иудеев бросились к ногам апостолов, затем толпа подхватила их и с воплями восторга отнесла к дому умершего мальчика. Помолившись, Андрей и Павел воскресили его, но всё равно не все иудеи уверовали в Иисуса, а Исаак даже задумал посрамить Его учеников, устроив им ловушку с очередным покойником, на сей раз — подставным. За сдельную плату жестянщик Симон согласился притвориться мертвецом, и его туго спеленали в погребальный саван, а перед этим положили ему на лицо половинку кувшина, чтобы было чем дышать.
— Вот наш новый покойник, — сказал Исаак Эпимаху, — настоящий. Кто знает, был ли мёртв тот мальчик на самом деле… Пусть эти галилеяне попробуют воскресить иудея. А мы посмотрим, что у них из этого выйдет.
— Воскрешайте! — скомандовал Эпимах апостолам.
Но не успели они приблизиться к обёрнутому бинтами Симону, как бросился к нему маленький Александр, внук Исаака.
— Смотрите, смотрите! — зарыдал он. — Наш Симон действительно не дышит. Это ты, — тут он указал на деда, — убил его, ты! Наш Симон задохнулся!
— Что ты мелешь? — возмутился Исаак. — И тебя уже околдовали эти галилеяне?
— Да нет же, нет, — продолжал Александр. — Симон был только что жив. Убедитесь в этом сами.
И тогда приказал Эпимах своей страже развернуть саван. Иудеи плотной толпой окружили носилки с покойником, но стража оттеснила их, а когда размотали бинты и сняли полотно, то все горожане увидели, как их пытались обмануть иудеи. Симон же и вправду оказался мёртв.
— Встань же, — воскликнул Андрей, — ты, кто умер прежде срока! Встань и расскажи своему правителю, что случилось.
И Симон встал, стряхнул с лица глиняные черепки и пал со слезами к ногам апостолов:
— Простите меня, неразумного! — И рассказал всё, как было.
— Ну так кто же кого обманывает? — разъярился Эпимах. — Вы достойны смерти!
Испуганные иудеи бросились к Андрею и стали целовать ему ноги, моля о пощаде. И простил их Андрей:
— Не ведали вы, что творили, братья. Примите же крещение во имя Отца и Сына и Святого Духа, все вы и ты, Эпимах. Не гневайся на них, прошу тебя.
Время клонилось уже к полуночи, и вывел Андрей всех своих бывших врагов на берег моря близ Западных ворот города, и крестил их в водах. А совершивши таинство крещения, встал он на большой прибрежный камень, простёр руки в сторону Понта и, помолившись втайне, благословил его начертанным по воздуху изображением креста — и тут все собравшиеся заметили, что Андрей будто стал ниже ростом, а пригляделись — и увидели, что на самом деле его босые стопы оказались вто-плены в камень, словно в мягкий воск.
— Холодно тут у вас, даром что север… — смущённо пробормотал Андрей и поочерёдно вынул свои ноги из образовавшихся под ними
— Что же вы стоите, идолы! Принесите-ка сосудов и вычерпайте оттуда эту воду, и каждый раз вычерпывайте, ибо вода эта должна быть воистину чудесна!
Одна из служанок Фавста была крива на один глаз, и вот она первая подскочила к заполненным водой углублениям, с благоговением умылась ею — и больной её глаз немедленно исцелился. Тогда к чудесным отпечаткам бросилась целая толпа народу, все расталкивали друг друга, стараясь попасть в одну из лунок кто рукой, кто ногой, кто носом, а вновь и вновь накатывавшие волны всё заполняли и заполняли их солёной водой.
— А мне вновь пора проститься с тобою, — обратился к Андрею Павел. — Спешу я в Иллирик, где ждут меня другие варвары. До встречи в Риме, куда идёт и брат твой Пётр! Прощай… — И сияющее облако, снова спустившись с неба, подхватило Павла и унесло его в сторону моря, на запад.
— Сколько чудес за один день! — вопил Фавст. — А водичку из твоих стопочек буду я как целебное снадобье поставлять царям Боспора и Скифии! А может, и самому кесарю, если ты, Эпимах, позволишь мне это.
Упал Андрей в рыданиях на землю при этих словах, а когда пришёл в себя, то тихо сказал Фавсту:
— Не для того родился Иисус в хлеву среди скота, не для того Он был распят, чтобы от чуда Его воскресения шла бойкая торговля чудесной водой. Если добра мне хотите, то отпустите с миром, а если не знаете, чем помочь, то дайте мне провожатых, чтобы указали мне путь к диким скифам, к далёкому Северному океану.
— Тогда тебе нужно поспешить, — уныло отвечал ему Фавст, — потому что сегодня на рассвете я отправляю в Синопу целый корабль скифских невольников. Есть среди них один вроде как философ, он и по-гречески хорошо говорит, и знает дальние страны, ведает пути вверх по великим рекам Скифии. Я дарю его тебе, а ты с ним делай, что пожелаешь. Будет плохо служить — убей без жалости, а коли выведет к Океану — одари своими чудесными дарами. Только спуску ему не давай, ибо скифы — народ необузданный и коварный, подчиняется одной лишь силе. С ними без пинков как без фиников.
На рассвете Фавст вывел из своего корабля обещанного тавроскифа-философа, имени коего никто не мог не только запомнить, но даже и выговорить — настолько оно было варварским и наполненным какими-то шипящими и булькающими звуками.
— Зови меня просто Сикстом, — сказал философ Андрею. — Так меня прозвали в Риме, когда я возил туда янтарь. Это потому, что на левой руке у меня тогда было шесть пальцев. А сейчас, погляди, четыре. Один мне пришлось себе отгрызть, чтобы не умереть с голоду в ледяной пустыне, а второй я принёс в жертву Аполлону, как вернулся живой из того похода.
— Не Аполлон тебя вывел оттуда, о Сикст, а Единый Живой Бог! А знаешь, зачем? Чтобы ты стал моим проводником и, возможно, крестился бы в жизнь вечную во имя Отца и Сына и Святого Духа.
— Если это три твои главных бога, то молись им крепко, а лучше принеси каждому по хорошей жертве, перед тем как мы двинемся. Дорога нам предстоит долгая и опасная…
— И отвращать мне тебя от твоего невежества придётся долго, ох как долго… — заключил Андрей и, стиснув посох, быстро зашагал к Мёртвым воротам, откуда начинался путь вглубь Таврики.