Андрогин. Новая эра
Шрифт:
По Жанне прокатилась новая волна отвращения. Но невзирая на все эти ощущения и пытаясь их отогнать, она рассказала Оксане про Эрика. Та послушно выслушала ее рассказ и ответила ей:
– Твое место не здесь, а рядом с ним.
– А кто я для него? Он меня даже не помнит, наверное.
– Зато ты знаешь о нем все.
– Я знаю его будущее, вернее его предназначение. Душа же его, помыслы и прошлое для меня закрыты.
– И что ты думаешь выиграть, находясь здесь? Ты же просто прячешься. Ты не хочешь борьбы. Тебе гораздо легче заключить себя в четыре стены, оградиться от людей и погрузиться в свое одиночество. А вдруг ты нужна этому своему Эрику?
– Не знаю, Оксана, не знаю. Только время покажет. Пока я не готова к чему-либо.
– Я тебя понимаю, -
– Я рассказала тебе, как мы встретились с Эриком. А как ты встретила своего?
– не выдержав, спросила Жанна.
– Сейчас это уже не важно. Помню только, что еще, когда мы только познакомились, он сразу же сказал мне: прошу тебя больше ни с кем не общаться из мужчин, кроме меня. И я в свою очередь обещаю тебе то же самое. И я не собственник. Это так, для спокойствия.
Брови Жанны полезли вверх. Ее возмущению просто не было предела. Она была вне себя.
– А тебя не смутили такие его фразы? Это ведь были даже не намеки. Это были полные аргументы того, что он латентный тиран или деспот.
Оксана развела руками.
– Мне казалось, он боится меня потерять, выступает за верность и просто искренний прямой человек, который говорит то, что думает.
– Дура, - сорвалось с языка Жанны.
Она с минуту наедались, что это одной ей показалось, что она сказала это вслух.
Но все-таки это было не так.
– Да, дура. Не все такие, как ты, Жанна. Мы были обе несчастны по-своему. Ты не впускала в свою жизнь ни одного мужчину, будучи писаной красавицей. Я же впустила лишь одного, и он меня потопил. Он просто меня не любил. Теперь я больше никому не доверяю. Я не смогу открыться больше никогда. Понимаешь? А чего ты не впускала их? Ты чего-то боялась? А, Жанна?
– вопросительно посмотрела на нее Оксана.
Та лишь покачала головой в ответ.
– Нет. Я просто не могла найти свое, очень долго не могла.
– А сейчас нашла?
– Думаю, да. Я пока не готова об этом говорить.
Оксана кивнула и снова, как и всегда, отвернулась от подруги, подогнув под себя ноги, и уставилась в стену. Жанне всегда было интересно: она действительно спит или прикидывается? Открыты ли у нее глаза, смотрит ли она в эту голую стену? Оксана всегда лежала без движений. Это было странным. Жанне казалось, что она себя контролирует. Специально не хочет двигаться. Даже если все конечности ее начинают становиться парализованными.
Зачем она это делала? Зачем так насиловала себя? Жанне было невдомек. Но ей всегда было свойственно наказывать себя. Хотя наказывать, по большому счету, в принципе, было не за что. Она представляла Оксану в момент знакомства с этим ужасным Им прекрасной молоденькой талантливой девушкой с открытым миру сердцем и распростертыми руками для любви. Чистой, безупречной, наивной, мягкой, душевной и готовой отдать все во имя святой любви.
Чем этот деспот покорил ее? Может быть, тем, что пленил ее волю? Да, Оксана права. Все женщины разные. Такой вариант развития событий отнюдь не подходил Жанне. Она была личностью с правом на свое мнение. Оксана же потеряла себя в этих отношениях. Они убили в ней много того, что было в той молоденькой девочке до знакомства с этим гнусным тираном. Причем Жанна была уверена, что со многими другими женщинами он никогда бы не смог поступить так, как с этой своей бедной женой. Это ему еще посчастливилось, можно было даже утверждать и так. Ведь он, по большому счету, нашел в Оксане то, что искал.
Если Жанне Он всегда представлялся каким-то гнусным типом средних лет, явно старше Оксаны, каким же удивлением было для нее в один из дней понять, что он был одногодкой ее подруги. Эта информация проскользнула в их разговоре.
– Как сейчас помню, - вздохнула Оксана, и возвела взгляд к потолку.
– В тот день на мне была замечательная зеленая легкая кофточка с коротким рукавом, щедро так покрытая красными и оранжевыми цветами. Знаешь, как будто я на полянке. На руке у меня были золотые часы. Не настоящие, конечно же, какая-то бижутерия, но как они смотрелись, гармонировали с любимыми золотыми маленькими сережечками с бирюзовыми
Мое несчастье выделял только взгляд, полный тоски. Миллион морщин, которые уже неизвестно откуда успели появиться на моем лице. Еще тогда у меня залегли темные круги под глазами так, что казалось, кроме этого места, этих несчастных, потерявших все на свете глаз и этих мешков, на моем лице не существовало ничего. Как же меня еще раздражала складка на переносице. Складки на лбу!
– Оксана стала царапать и свое лицо.
– Я возненавидела себя!
– закричала она и яростно стала биться на кровати в конвульсиях.
– Как я дожилась до такой жизни? Что со мной произошло? Где моя молодость? Где моя красота? Как я могла их потерять? В тот день я вышла на улицу после этого. Мне было плохо. Я зашла в аптеку на безлюдной улице, надеясь, что там не будет никого. И что я увидела? Очередь. Семь человек. В душной аптеке, хотя чем они могли бы мне помочь? Какие лекарства собралась я у них просить?
– Оксана развела руками в растерянности.
– Я и сама не знала. Я тогда уже потеряла любой контроль над реальностью. Мне казалось, что все идет, как надо. Я была как во сне. Я развернулась и вышла из аптеки. Я упала прямо там, на крыльце.
Я разбила себе лицо, выбила зубы, потому что между ними при падении не было ничего. Затем просто встала и, обливаясь кровью, пошла по улицам. Я не чувствовала боли. Меня окружали люди. Они трепали меня. Одни с ужасом убегали, другие пытались меня растормошить, помочь, что-то сказать. Они мне надоели. Я хотела их растолкать и убежать. Уйти оттуда. Потом я упала на асфальт и начала смеяться. Я думала, что они от меня отстанут. Но их наоборот становилось все больше. Кровь была везде. Я еще никогда не видела такой лужи крови. На своей одежде. Под собой. Приехала "Скорая". Меня отвезли куда-то. В самой "Скорой" не было ни дефибриллятора, ничего, чтобы мне помочь, как-то откачать. Как сейчас помню слова этих, в приемном или травм пункте, не знаю, где. Они предложили везти меня на другую улицу. Знаешь куда? В морг. Они прямо при мне сказали, что еще немного, и я окочурюсь. Что я просто наркоманка и уже дохожу. И что они не собирались принимать меня у работников скорой помощи. Как ни крути, меня оставили в этом приемном покое. У меня не было в тот момент родственников, которым я могла позвонить. За годы жизни, полной лишений с мужем, я лишилась почти всех друзей. Они, как крысы, разбежались по углам. Я хотела позвонить мужу, но все, что я могла делать - лишь шипеть. Я была уже в таком состоянии аффекта, что до сих пор не чувствовала боли. Я все хотела посмотреть на себя в зеркало, но меня почему-то к нему не пускали. Затем я набрала телефон старой подруги. В принципе, до этого я набирала много телефонов, но именно этот ответил. Медсестры сказали ей где я. И, к моему удивлению, она приехала.
Она позвонила моему мужу. Знаешь, что он сказал, когда ему объяснили, что со мной и что я, возможно, умираю? Он ответил, что он занят и у него совещание. Что он на работе. Может, он и вправду был на работе. А может, и нет. Или он был в обществе другой. Я не знаю. Он был занят. Он был занят для меня. В принципе, как и всегда. А как он ухаживал. Раньше, когда мы только познакомились. И как же люди могут так меняться, получив, наконец, желаемое? Короче, у этой подруги еще оставались чувства ко мне. Она и отвезла меня в частную клинику и оплатила лечение. Мне не давали зеркало. Боялись, что я покончу с собой, как только увижу свое отражение. Я ничего не могла есть. Еду просовывали в узкую щелку между губ. Я ела только печенье. Только оно туда четко и пролазило. Он не пришел ни разу. Я думаю, он просто был занят. Ему было не до меня. Но он же мог привезти детей, хотя бы рассказать им? Значит, они тоже были заняты, - отрешенно и крайне спокойно добавила Оксана, - когда мне наконец стало лучше, подруга отвезла меня домой. Там уже была она. На моей кухне. В моем коридоре. Наверное, и в моей спальне.