Анечка-Невеличка и Соломенный Губерт
Шрифт:
Прорасти, душа, из мрака, Как
горошина из праха; Будешь ты
весной в стручках, Стережёт
их дед в очках, Он приятель
живодёра; Упаси нас
от раздора! Аминь!
Или, может быть, пели они вот что:
Чёрная стена во ржи,
Нам дорогу укажи,
Чтобы в поле не
Чтоб в болото не попасть нам,
Где могилки у реки
И блуждают огоньки.
Могли они петь ещё и вот что:
Ой могила, ты могила,
Впрямь ли жизнь в тебе уныла?
Есть ли в речках твоих раки?
Есть ли в поднебесье птахи?
Много ли в полях зайчишек,
Бьют ли серых из ружьишек?
Иль в картошки целится,
Кто в тебе поселится?
Пели мужчины ещё что-то очень грустное и при этом — совсем немножко, просто чуточку — отхлёбывали из маленьких белых напёрстков, по виду просто игрушечных. Отхлебнув глоток, они разглаживали усы, а потом прикладывали к лицу большие красивые полосатые платки и плакали.
У белых дам в белых платьях и в красных, голубых и золотых шляпах, таких больших, что дамам невозможно было заглянуть в глаза, были огромные, вернее сказать, очень большие рты, словно бы дамы держали в них розы. И когда дамы что-то шептали, казалось, что розы раскачивает ветер. Дамы шептали и слушали пение чёрных мужчин в чёрных костюмах, а те, по всей вероятности, пели вот что:
Роза, роза, ночь настала.
Дней минувших не вернёшь.
Ты почти уже увяла И до
святок пропадёшь.
И начнут тебя метели
Снегом белым засыпать.
Роза, роза, неужели
Не воскреснешь ты опять!
Дамы слушали и молчали; а пока они молчали, между стеклянных одноногих кругляков расхаживали три чёрных господина в чёрном — высокий, средний и невысокий, просто совсем низенький; они не присаживались ни на минутку, а только расхаживали и кланялись, да ещё носили на руке большие белые башни и не переставая кланялись. Не переставая кланяться, они зажигали спички и светили белым дамам в белых платьях и больших шляпах в глаза, и вдруг оказывалось, что в глаза можно заглянуть. Глаза у дам были большие, словно у кошек, только больше, намного больше! А три чёрных господина в чёрном — высокий, средний и невысокий, просто совсем низенький, — которые всё время кланялись и носили белые башни, и зажигали спички, и светили белым дамам в белых платьях и в больших шляпах в глаза, эти три господина не пели, а постоянно что-то приговаривали.
Что же они приговаривали? Приговаривали они, вероятно, вот что:
Отыскали в буераке
Замечательную кадь. Все,
какие есть, собаки стали
прыгать и скакать!
Там заморская княжна —
Не богаче побирушки,
Но прекрасна и нежна!
Тут пришёл колдун-пустынник
И упрятал кадь в подкоп;
Прилетел с ним дрозд-рябинник,
А потом настал потоп.
Или, может быть, приговаривали они вот что:
Перед самым алтарём
Примостился хитрый гном;
Что-то шепчет и бормочет,
Свечи гасит, ножик точит
Коротышка-бормотун.
Этот гном и есть колдун!
Могли они приговаривать ещё и вот что:
Чёрный мак в саду цветёт,
Марья замуж не идёт,
Всё мотает пряжу, пряжу:
Не просите — не уважу,
Замуж, мол, успею!
Что нам делать с нею?
Что же это была за огромная, вернее сказать, очень большая рама, за которой стояли стеклянные одноногие кругляки — точь-в-точь высокие грибы? Что же это были за чёрные мужчины в чёрных костюмах, белые дамы в белых платьях и в больших шляпах и три чёрных господина в чёрном — высокий, средний и невысокий, просто совсем низенький, — причём было всё это словно бы зеркало и словно бы не зеркало, а всё-таки зеркало, за которым что-то происходит?
Внезапно, откуда ни возьмись, появился рядом с Анечкой-Невеличкой Соломенный Губерт, и она спросила, что же это такое — словно бы зеркало и словно бы не зеркало, а всё-таки зеркало, за которым что-то происходит?
Соломенный Губерт поглядел, куда показывала Анечка, и сказал:
— ТАМТАМ ТАМБАР!
Глава восьмая, в которой Анечка-Невеличка не может столковаться с Соломенным Губертом по поводу разных слов
— АМБАР? — УДИВИЛАСЬ АНЕЧКА.
— ТАМТАМ ТАМБАР! — повторил Соломенный Губерт.
Вы не так сказали: надо — ТАМАМ ТАМБАР! ТАМТАМ ТАМБАР! — упрямо повторил Соломенный Губерт.
— Тогда «амбар» не получается! И разве там амбар?
— Там бар!
— Тамбаров у нас в деревне нету, одни амбары.
— Что вы про какой-то амбар заладили? Там — обыкновенный бар! — рассердился Соломенный Губерт, показывая туда, где было словно бы зеркало и словно бы не зеркало, а всё-таки зеркало.
— А у нас говорят «амбар»!
— Бар!
— Бар так бар! А телеги и кони где же?
— Откуда тут коням взяться? — удивился Соломенный Губерт.
— У нас возле бара-амбара всегда телеги и кони есть.
— Неужто за столиками сидят?
— Что вы! Иногда стоят, а иногда лежат.
— А заказывают кофе с молоком или мороженое?
— Мороженое? А что это?
— Такая вещь замороженная.
— Нос, что ли? — предположила Анечка.
— Да нет! Такая замороженная вещь, которую едят.