Ангел бездны
Шрифт:
Влажный ветер источал запах пороха, рвоты, крови. В темноте слышались лишь автоматные очереди, стоны, хрипы умирающих. Он увидел маленькую группу усамов, которые бежали, втянув голову в плечи, к воротам лагеря. Трое, с виду ровесники, в светлой одежде, сухощавые, проворные. Их решимость поразила его: похоже, эти ребята не поддались панике, не покорились обстоятельствам, пытались вести свою игру. Быть может, у них есть какой-то тайник? Погибать так погибать: он решил связать свою судьбу с ними. Всадники Апокалипсиса, в черных мундирах и касках, уже заслоняли горизонт, полыхающий яростными отблесками выстрелов.
Ему словно обожгло правую щеку. Пуля прошла всего в нескольких сантиметрах от его головы. За спиной раздался женский вопль. Он ринулся за усамами, не обращая внимания на несчастную, ибо медлить было нельзя. Он лавировал между обезумевшими тенями, перепрыгивал через трупы, стараясь не терять из виду троих беглецов. Перед колючей проволокой, превратившейся
Фюре, который произвел на него сильнейшее впечатление с первой же встречи – своей седой гривой, пушистыми усами, изумительным красноречием, безграничной эрудицией. Фюре, подражая которому он даже кличку себе придумал – в подполье его звали Фуин. [7] Блестящий Фюре, так непохожий на его родителей, мелких лавочников, серыхлюдишек, согнувшихся под общим ярмом, которые верили всем слухам и повторяли любую злобную чепуху. Образцовые подданные архангела Михаила, появлявшегося только в телевизионных передачах, весьма умеренные христиане, не пропускавшие ни одну воскресную мессу из страха потерять хоть час райской жизни или же упустить клиента. Они любили его на свой манер, как холят и лелеют молоденький росток в надежде, что когда-нибудь он принесет плоды. Они оставили в его душе более прочный след, чем ему казалось прежде, они отравили его своими речами, внушили ему эту животную ненависть, которая разлилась по венам, как медленный яд. Теперь ему надо было опасаться своих собственных реакций. Он никогда не встречался с уса-мами, знал их только по анекдотам, одновременно смешным и язвительным, которые рассказывали друг другу члены организации. Ушиб колена помешал Фюре принять участие в рейде на ЦЭВИС. Он надеялся, что предатели не наведут легионеров на его убежище. К счастью, он менял их очень часто, как все руководители подпольных организаций демократической и светской Европы. Люди такого масштаба необходимы для строительства нового мира.
7
Furet – «хорек», fouine – «куница» (фр.). – Примеч. пер.
Трое усамов подняли люк, открыв лаз примерно в метр шириной. Их согласованные и точные движения показывали, что они уже пользовались этим укрытием. Двое скрылись внутри, третий сел на краю, спустив ноги и придерживая рукой люк.
Он выскочил из-за барака, в три прыжка одолел расстояние до тайника и приставил ко лбу последнего уса-мы дуло своей винтовки.
– Я тебе зла не желаю. Просто хочу спуститься туда с тобой.
Усама посмотрел на него расширенными от ужаса глазами, скосил глаза на винтовку, вгляделся в это сатанинское лицо, размалеванное черными полосами, затем жестом предложил сесть рядом с ним. Треск автоматных очередей заглушали регулярные сильные разрывы. Легионеры расчищали себе путь гранатами и минами. Между бараками расползался едкий, удушающий дым.
– Эй, парень, поторопись! – шепнул усама. – И перестань тыкать мне в башку своей штукой!
Он даже удивился, что усама говорит по-французски. Подсознательно, как он понял сейчас, они казались ему чужаками, паразитами, разъедающими Европу, но сохраняющими свои обычаи и язык.
– Иди первым, я закрою люк.
Он кивнул, поставил винтовку на предохранитель, спрыгнул вниз и пополз по узкому лазу с заметным уклоном. Ему хотелось выть от ужаса. Тесные проходы, отверстия,
– Это ты, Мустафа?
Немного привыкнув к темноте, он увидел в нескольких метрах от себя светлые силуэты двух других беглецов. Ему не хватало воздуха, но вдохнуть глубоко он не мог из-за ужасного, удушающего запаха. Его вновь охватила паника, и он с трудом удержался от, того, чтобы дать очередь по усамам. Вырваться отсюда любой ценой, ощутить ласковое прикосновение воздуха к коже, разжать мощные челюсти, сдавившие грудь.
В лицо ему ударил луч света, и он заслонил глаза тыльной стороной ладони.
– Эй, ты кто?
Обезумев от ярости, он щелкнул предохранителем и выставил винтовку по направлению к свету.
– Погасите ваш сучий фонарь!
Он так нервничал, что обостренным восприятием безошибочно угадал их смятение. Пучок света сместился на пол, затем на низ стены, покрытый толстым слоем темно-коричневой, почти черной субстанции.
– Спокойно.
Третий усама, в свою очередь, показался из лаза и с кошачьей ловкостью спрыгнул на землю.
– Он прав. Погасите фонарь.
– Зачем? Они не могут нас увидеть сверху, – раздался мальчишеский дискант, в котором прорывались басовитые нотки.
– Кто знает? Лучше не рисковать.
– А этот? Мы разве с ним не рискуем?
Вновь направленный на него луч света ударил ему по нервам.
– Он один из тех, кто хотел нас освободить. Мы в одной лодке.
– Освободить нас? Или привести под огонь легионеров, как баранов на бойню?
– Их кинули, как и нас. Как всех идиотов, которые не смогли вовремя выбраться из этого дерьма. Погаси фонарь, Малик!
– Пусть сначала положит пушку!
Он постепенно успокаивался. Вмешательство третьего усамы и сам разговор между ними ослабил нервное напряжение. Кроме того, затылком он ощутил легкое дуновение: значит, он не задохнется в этом тайнике, куда проникает воздух, в этой выгребной яме, которую, конечно, перестали использовать по назначению. Он поставил штурмовую винтовку на предохранитель и прислонил ее к стене.
– Погаси, Малик.
Раздался щелчок, свет исчез, и яма вновь погрузилась в темноту. Тишину разрывали вопли, разрывы гранат и выстрелы. Наверху продолжалась бойня.
– Как вы думаете, легионеры не доберутся до нас? Он вступил в разговор, желая преодолеть собственный страх.
– Лагерная администрация уверена, что этой ямой все еще пользуются, – отозвался усама. – Когда дерьмо стало переливаться через край, нам велели очистить ее. И мы решили устроить здесь тайник. Сток отвели к другой яме. Мы считали, что убежище нам понадобится.
Их звали Мустафа, Малик и Хуссейн; семья одного была родом из Алжира, второго – из Туниса, третьего – из Палестины, но все трое появились на свет во Франции незадолго до вторжения легионов архангела Михаила. Им сделали обрезание согласно обряду, однако они не исповедовали религию своих отцов и знали наизусть всего несколько стихов из Корана, не понимая ни единого слова по-арабски. Они хотели отправиться в одну из исламских стран, поскольку на европейской земле их больше не желали терпеть, вышли на проводника из подпольной организации, который взял с каждого из них по пять тысяч евро и привел прямо в региональное бюро легиона города Буржа. Они попали в ЦЭВИС Центра, где держались вместе, невзирая на режим террора, установленный охранниками и стервятниками из уголовных. Догадываясь, что раньше или позже их уничтожат, они стали искать способ переломить судьбу: никому бы не пришло в голову воспользоваться для этого выгребной ямой. Тайник не был гарантией выживания, он просто позволял выиграть время, дождаться благоприятного случая. Они проговорили почти всю ночь, шепотом, замолкая, когда от взрыва вздрагивала земля. Если им удастся выбраться из лагеря живыми, они отправятся к Средиземному морю, чтобы сесть на корабль, идущий на Ближний Восток. У них не было намерения вступать в исламскую армию, они хотели только одного – избавиться от страха и от необходимости скрываться. Тамошнее население не слишком жаловало мусульман, приехавших из Европы и отягощенных всеми западными грехами, но они сделают все, чтобы побыстрее выучить арабский и влиться в общину правоверных. Палестинец Хуссейн был бы счастлив помочь своим соплеменникам освободить страну, оккупированную иудейским государством в начале XXI века, снести злосчастную стену, защищавшую Великий Израиль и возведенную на земле его предков. Никакой дамбе, никакой стене, никакой армии не устоять перед праведным гневом беженцев Западного берега и Газы, как не устоит и фронт, созданный архангелом Михаилом между Черным и Балтийским морями.