Ангел для кактуса
Шрифт:
— Почему скучный?
— Ну, во-первых, все фото однообразные. Во-вторых, я бы, как человек, который «мимо проходил», на такое не клюнула. Колись, — смотрит на меня внимательно, — ты что-то задумал?
Усмехаюсь слегка и ухожу от прямого вопроса, задав свой:
— А что бы ты сюда добавила?
— Не знаю, — склоняет голову набок и придвигается ближе. — Дай-ка. — Забирает айфон и проворно скользит по экрану пальцем. — Как по мне, так абсолютно точно в каждом снимке не хватает живости. Смотришь общий вид фотографий в профиле — беспросветная серость.
— Серость? Все ж зеленое…
— Одно другому не мешает, — пожимает плечами
Я забираю у Кати один наушник и погружаюсь в видео вместе с ней. В нем крохотный репортаж с нашей вчерашней поездки, обзор выставочного зала оранжереи: балки под потолком, увитые лианами, мощные стволы пальм, их гигантские мясистые листья с прожилками, причудливые бутоны, бесконечные ниши с пестрыми лилипутами. Комментируя буйство цветущих фиалок, Лина обходится буквально парой фраз, а потом снимает крупным планом несколько растений вроде тех, которые я чудом не раздавил. Ее голос пробуждает во мне воспоминания. Я улыбаюсь, я чувствую присутствие Лины.
— Что добавить? Может, нотку юмора? Или хотя бы не прятаться за кадром, показать себя. Ты знаком с ней? Кто она? Почему ее лицо не мелькает в профиле?
Смеюсь:
— С каких это пор тебя интересуют девушки?
— Меня интересуют не все девушки, а только те, которые интересуют тебя.
— С чего ты взяла, что Лина мне интересна?
Катя игриво заглядывает мне в глаза и извлекает наушники из айфона:
— Так значит, ее зовут Лина…
Глава 13. Лина
Вот уже второй день мама не оставляет попыток докопаться до истины. «До истины» — значит, до меня. Ее не устраивает мой короткий ответ, ее не устраивает ранее озвученная легенда, она не понимает, как склочный клиент мог без пререканий принять фиалку и навсегда убраться восвояси. Хотя, конечно, «навсегда» — слишком опрометчиво сказано. Мама желает услышать все до мельчайших подробностей, но я не могу даже в общих чертах пересказать ей то, что наговорила МистеруТараканьиУсишки. Я молюсь, чтобы «навсегда» материализовалось и не обрело временных рамок. Я молюсь, чтобы сенполия «Голубой туман» цвела вечно. Я молюсь, чтобы Алексей, с которым мама планирует связаться этим же вечером, не взболтнул чего лишнего. Ни сегодня, ни завтра, никогда! Впрочем, о «никогда» я могу не беспокоиться: на днях мы пересечемся в последний раз, и наши пути снова станут параллельными прямыми.
Я делаю несколько шагов назад, чтобы еще раз взглянуть на завершенную зеленую композицию в витрине, и невольно вздыхаю.
Сейчас я одна внутри магазина. Мама на время оставила меня в покое — ей наконец-то удалось договориться с разнорабочими насчет демонтажа вывески за умеренную плату. Они уже съездили на старое место, и теперь мама руководит ими здесь, но снаружи, поэтому я могу не притворяться, что все замечательно, и вволю повздыхать.
Я не понимаю, чем вызвано мое подавленное настроение: гневные комментарии благополучно удалены самим автором, фото его персоны с «эксклюзивным» цветком набрало несколько сотен лайков и возглавило топ лучших постов нашего профиля, даже число подписчиков незначительно, но прибавилось. Похоже, моя внутренняя дисгармония никак не связана с недавним конфликтом. А что тогда?
Я присаживаюсь
Стук, который доносится снаружи, вырывает меня из потока тягостных мыслей. Я встаю, прячу телефон в карман и подхожу к витринным окнам, но не слишком близко, чтобы не привлекать к себе внимание. Судя по всему, вывеска уже держится над входом самостоятельно, ведь наверху остался только один рабочий, а двое других о чем-то разговаривают с мамой. Надеюсь, они не убеждают ее в необходимости доплатить что-либо сверху за выполненное ими дельце, а мама с холодным сердцем и трезвым умом не поддастся на их манипуляции. А еще я надеюсь, что новое место расположения цветочной лавочки хотя бы чуточку поспособствует увеличению объема продаж.
В который раз я беру в руки парня-опунцию, кручу-верчу его, с умилением разглядывая проклюнувшиеся крошечные «ушки», и мыслями возвращаюсь к Алексею. Передо мной живо встает его образ, образ самонадеянного красавчика, прожигателя жизни, упивающегося своим совершенством и превосходством, богатенького сердцееда, которому доступно и позволительно все и которому прощается все, стоит только пустить в ход трофейное оружие — улыбку. Я тот час же вспоминаю его смешливые губы, как он покусывает их слегка, демонстрируя идеально ровные белые зубы, как один уголок его рта устремляется вверх, как он мотает головой и как он смотрит на меня при этом. Его взгляд дразнящий, но вместе с тем полный внимания и участия, и даже если он смеется надо мной, то делает это потрясающе.
Я ставлю кашпо с кактусом на место, в своем воображении окрестив его Алексеем, и вздрагиваю, потому что внезапно дверные колокольчики издают знакомый перезвон.
— Ну вот, — мама торопливо проходит к стойке, чтобы взять приготовленные заранее деньги, строго ту сумму, о которой она изначально договаривалась, и поясняет: — Теперь уж точно можно поздравить друг друга с новосельем.
Я вижу, как мама светится изнутри, она довольна результатом, и мне уже не терпится выскочить наружу, чтобы оценить «обновленный» магазин со стороны. Вся былая меланхолия куда-то улетучивается. Хотя, кажется, она улетучилась мгновением раньше.
— Поздравляю! — радостно сжимаю кулаки я и слегка пританцовываю на месте.
В ответ на мой восторженный порыв мама лишь сдержанно кивает, а на обратном пути, уже взявшись за ручку входной двери, оборачивается:
— Доченька, и я тебя поздравляю!
Она произносит это так, будто бы я внесла свою непосильную лепту в переезд. Но я не чувствую себя весомо причастной!
Я выхожу за ней следом в стремлении переубедить, ответить, что я всегда готова ей помогать и буду делать это отнюдь не ради благодарностей, но очутившись на улице, не могу произнести и слова — пячусь, чтобы поравняться с мамой, а когда оказываюсь рядом, прижимаюсь к ней плечом.