Ангел Экстерминатус
Шрифт:
— Почему мы остановились? — спросил Фулгрим. — Похоже, мы вплотную приблизились к центру лабиринта.
— Действительно, — согласился Пертурабо. — Один из этих коридоров выведет нас к чему-то, что лежит под центральным куполом, который мы заметили снаружи. Остальные уходят в вечность безумных скитаний.
— Но ведь ты знаешь, какой проход нам нужен?
— Знаю.
— Тогда зачем мы медлим?
— Беросс, — скомандовал Пертурабо, — приведи ко мне Вору.
Ошеломляюще громадный дредноут вытолкнул съежившегося эльдар вперед грубым тычком молота. Испуганно
— Повелитель?
— Огни в стенах, — сказал Пертурабо. — Что они такое?
— Сложно объяснить, лорд Пертурабо. В отличие от людей, мой народ строит стены не из камня или стали.
— Да, вы их выращиваете из какого-то биополимера, и за свою жизнь я сокрушил не одну такую стену. Но ответь на вопрос. Что это за огни?
— Какая разница, как было построено это место? — резко и нетерпеливо вмешался Фулгрим, не дав Воре заговорить.
— Если я говорю, что это важно, значит, так оно и есть. — Схватив эльдар за ворот, Пертурабо подвел его к перекрестку путей. Каждый из проходов был погружен в темноту, ничем не отличаясь от сотен других коридоров, которые они уже миновали.
— Который? — спросил примарх, аккуратно положив руку Воре на плечо.
— Повелитель?
— Который из них? — повторил Пертурабо. — Мы практически в центре гробницы, и ты должен сказать, какой из этих проходов приведет нас туда.
Как он и предвидел, Каручи Вора нервно обернулся к Фулгриму, а затем неуверенно поднял руку и указал на второй коридор слева:
— Вон тот.
— Ответ неверный, — сказал Пертурабо и сломал Воре шею.
Клаустрофобия, которую вызывал форт Железных Воинов, становилась невыносимой, и с каждым мгновением, которое Юлий Кесорон проводил, меряя шагами безликий внутренний двор в окружении стальных стен, его нутро сжималось от потребности освободиться из этого телесного плена. Как хищник в клетке, он не был приспособлен к статике заключения за высокими стенами. Один мудрец как-то сказал ему, что застой означает смерть, и для Детей Императора это было справедливо, как ни для кого другого.
Властители разврата сняли с их глаз пелену обыденного, открывая бесконечные миры чувств и удовольствий — небывалые перспективы излишеств во всем: в шуме и музыке, кровопролитии, пытках и насилии, обожании и, самое главное, поклонении. Каждая секунда, не потраченная на вещи, ранее запретные, превращалась в пустую трату времени, а Юлий Кесорон давно уже поклялся, что не оставит не испробованным ни один порок. Поэтому, покинув скучных Железных Воинов за их несокрушимыми стенами, он вывел три тысячи воинов на площадь перед гробницей, где те могли предаться разрушению и надругательству по своему вкусу.
Юлий наслаждался силой, еще не тронутой, которая, как он ощущал, пропитывала этот мир, как содержащая нефть вода — песок. Он разбивал кристаллические статуи, а затем раскалывал светящиеся камни о собственный череп, чтобы потом втереть осколки в порезы на коже.
Предвкушение
Юлий и его воины окружили крепость IV легиона — тысячи гикающих, орущих маньяков, высоко воздевших оружие и боевые знамена. Словно вулкан накануне извержения или как певец, поднимающийся к высокой ноте, энергия, переполнявшая этот мир, готова была вырваться на свободу. Юлий хотел прорвать неведомую преграду на ее пути, чтобы эта энергия щедрым потоком излилась на улицы и затопила их всех.
Он истерически захохотал и, достав нож, вонзил его в пространство между обтянутым кожей наплечником и исцарапанным нагрудником. Боль длилась недолго, недолго текла и кровь, но он чувствовал, что каждая пролитая капля увеличивает ужас этого мира.
С пришедшей откуда-то извне уверенностью он понял, что кровь его насыщена чем-то исключительным, чем-то невыносимым для расы, создавшей этот город. Кровь — его молитва — была заражена той силой, что пробилась к жизни благодаря гибели этой расы.
И в этот же миг Юлий узнал, что должен сделать.
Нож для этой цели был слишком маленьким, слишком неуместным, и он отбросил его, обнажая взамен меч с зазубренным, утыканным шипами лезвием. Затем вознес клич верности калейдоскопу красок в небесах — и ринулся в толпу скандирующих воинов, своих воинов.
Первым ударом Юлий раскроил напополам одного из какофонов Вайросеана, и тело того взорвалось кровью, словно лопнувший пузырь. Вторым он вскрыл живот воину, чей доспех был столь поврежден, что от него давно пора уже было избавиться. Третий удар обезглавил смахивавшего на быка чемпиона, и фонтаны крови, вырвавшиеся из его шеи, ударили в воздух на три метра. Юлий пробивал и прорезал себе путь сквозь толпу Детей Императора, и с каждой вскрытой артерией, с каждой отсеченной конечностью и пролитой каплей крови росла его уверенность, что он совершает благое дело.
Он рассмеялся, заметив, что Железные Воины с ужасом смотрят на это братоубийство. Даже безликие, невыразительные шлемы не могли скрыть их недоумения. Органы чувств Кесорона были оглушены запахом крови и сильным ощущением того, что он стоит на пороге чего-то необычайного.
Следуя его примеру, Дети Императора набросились друг на друга в смертельной оргии, и сладострастная жестокость убийства вытеснила из их разума все представления о дисциплине или цели. Юлий вспомнил то нарастающее чувство свободы, которое он испытал в «Ла Фениче» в день, когда Властители разврата явили себя в искалеченных оболочках смертных тел. Со временем та утонченная боль и экстаз истинной жизни поблекли, и он был готов вынести — и причинить — любые страдания, лишь бы вернуть те ощущения.