Ангел-истребитель
Шрифт:
– Чился-молся, – насупился отец. – Антася, понял меня?
– Что? – удивился Сэм.
– Не бери в голову, – посоветовал Джек. – Дедушка то и дело вспоминает один старый шведский диалект.
Джек препроводил их в гостиную. В одном из углов возвышалась статная двухметровая с гаком ель, украшенная щедро, хотя и несколько эклектично: на ветвях сражались солдатики из коллекции Сэма, оспаривая, видимо, судьбу младенца Иисуса, лежащего тут же, в яслях. Всю сцену подсвечивали мерцающие стручковые перцы – мексиканские светильники, собранные цепочкой, на манер рождественских огней. Самодельные
– Святый Боже, – произнес его отец, оглядывая ель. – Хорошо, хоть дерево настоящее.
– Я уж думал, вы опоздаете, – сказал Джек, раскладывая подарки под елкой. – Если учесть, что творится на дороге...
– Ну, ты ведь знаешь своего отца, – вздохнула мать, усаживаясь в кресло. – Решил, что мы обязательно должны выехать на час раньше, просто на всякий случай.
– И оказался прав, – самодовольно добавил мистер Сэлтер. – Главные улицы еще в порядке, а вот на боковых мы пару раз чуть не застряли. Еле добрались, точно вам говорю.
– Что ж, говорят, к завтрашнему утру снег растает, – сказала Джанин.
– Да, и тогда все мы утонем в слякоти, – проворчал мистер Сэлтер.
– Кто-нибудь хочет выпить? – спросил Джек.
– Я бы не отказалась от горячего шоколада, – откликнулась миссис Сэлтер. – Хочу прогнать холод из костей.
– А ты что скажешь, папа?
– Не откажусь.
– И я тоже! – выбрался из-под елки Сэм. Он копался там в коробках, высматривая собственное имя и повторяя "Ух!" всякий раз, когда его находил.
– Приготовлю каждому по чашечке, – сказала Джанин.
ПОЦЕЛУЙ СМЕРТИ: Эта картина мне знакома.
ПАТРОН: Надо думать, речь идет о полотне, а не о фотографии.
ПОЦЕЛУЙ СМЕРТИ: Да. Его автор – художник по имени Сальваторе Ториньо, не так ли?
ПАТРОН: В точку. Да, Ториньо – один из моих успехов.
ПОЦЕЛУЙ СМЕРТИ: Я и не знал, что он умер.
ПАТРОН: Нет, он жив и здоров. Чего не скажешь о его обожаемой матушке – ты видел ее на фото. Старушка посетила свою последнюю пасхальную мессу.
Звонок раздался ближе к вечеру. Джанин вместе с матерью Джека были на кухне, готовили праздничный ужин, а его отец вел крайне серьезный спор с внуком: "Нет, Сэмми. Едва ли Бэтмен поколотит Супермена. Не в честном бою, во всяком случае..."
Джек поднял трубку беспроволочного аппарата на втором гудке.
– Алло?
– Джек? – немецкий акцент в голосе был тяжелым и плотным, как коврижки в пироге "Блэквуд". Джек сразу его узнал.
– Мистер Либенстраум... Счастливого Рождества! – спохватился он.
– Я, я, и вам тоже счастливого. Простите, что беспокою дома, Джек, но я, похоже, не смогу вернуться сразу после праздников.
– Жаль это слышать.
Либенстраум был богатеем из Германии, собирателем произведений искусства, купившим через посредника одну из работ Джека Очевидно, она произвела на него впечатление, поскольку он связался с Джеком лично и заговорил о европейской выставке, а может, даже и о целом турне. Подобная возможность – из тех, что способны послужить трамплином для взлета карьеры художника.
Джек ни разу не встречался с коллекционером лицом к лицу. Немец уже две недели провел в городе, но дважды отменял назначенные было встречи, ссылаясь на занятость. В последний раз он заявил, что не успеет развязаться с делами до самого Рождества, которое проведет дома... но непременно вернется вскоре после Нового года.
– Мне самому очень обидно, Джек, – с сожалением сказал Либенстраум. – Я так хотел взглянуть на вашу студию, на работы. Сейчас у меня наконец появилось несколько свободных минут, но ведь уже слишком поздно.
Несколько свободных минут.
– А во сколько вылетает ваш самолет?
– Не раньше десяти.
– Что ж, если хотите, мы все же успеем повидаться, – сказал Джек. – Мне потребуется около часа, чтобы доехать до студии. Если такси еще берут пассажиров, подъезжайте и вы.
– Вы уверены? Я не против, мне делать нечего, кроме как пить шнапс в баре аэропорта, но вы... вы ведь должны побыть дома, в кругу семьи, нихт вар?
– Все нормально. Они поймут.
– Ну что ж, тогда... мне бы очень этого хотелось. И на сей раз я обязательно приеду, обещаю вам.
– Отлично! – Джек назвал Либенстрауму адрес, поблагодарил и повесил трубку.
Теперь осталось только сообщить остальным.
ПОЦЕЛУЙ СМЕРТИ: Я не понимаю, что ты имеешь в виду под «успехом».
ПАТРОН: Я не собирался убивать Ториньо. Надлежало найти человека, которого он любит больше всех на свете, и уничтожить – так, чтобы убийство еще долго отзывалось в его душе. Ториньо – убежденный католик; я тщательно подбирал религиозную символику. Пасхальный венок на голове – милая деталь, правда?
ПОЦЕЛУЙ СМЕРТИ: Да.
Солнце уже клонилось к закату, когда Джек выехал, направляясь в студию. При нормальной погоде он добрался бы туда за полчаса, не больше; теперь же, он знал, поездка займет никак не меньше часа.
Машину окружали фантастические пейзажи. За последнюю пару суток выпало почти на метр снега, придавших знакомым улицам какой-то неземной облик: автомобили, припаркованные на обочинах, за два дня полностью занесло снегом, и только две белых насыпи, похожих на холмы у подножия ледника, окаймляли улицу. Кусты, заборы и деревья настолько преобразились под слоем снега, что можно было прочесть лишь общие их очертания. По обе стороны улицы возвышались теперь сверкавшие белизной шары, конусы и что-то вроде горных кряжей. Ощущение такое, словно смотришь на чистую страницу и видишь, как едва сформировавшиеся мысли проталкиваются на поверхность сквозь бумагу.