Ангел любви
Шрифт:
коснулось Лилит и растаяло в тишине лондонской ночи. Легкий ветер не в силах унять
разгоряченное воображение.
Хватит, хватит! Лилит судорожно потянулась и одернула сбившуюся батистовую
ночную рубашку. Пряный аромат щекотал ее ноздри. Она сморщилась, потерла переносицу:
чих у нее вызывал любой запах — будь то табак, духи, даже весенний воздух. Но этот, явно
восточный, фимиам был настолько странным, что ей вдруг стало крайне неуютно. Он
будоражил нервы, рождал
Да, за окнами Лондон, но сразу же, перешагнув порог особняка, Лилит почувствовала,
что попала в загадочный, неведомый, непредсказуемый мир. Все выглядело экзотическим,
таинственным, пугающим. Оплывшие восковые свечи, заменявшие электричество. Стены,
расписанные готовыми к броску кобрами.
Зловещие лики демонов из черного дерева, смотревшие из каждого угла комнаты.
Нависший над кроватью ярко-красный парчовый балдахин, расшитый изображениями
драконов, райских птиц, тигров, слонов, попугаев, павлинов и остролистых пальмовых рощ.
На деревянных спинках кровати вырезаны обнаженные мужчины и женщины.
Откровенность их поз не вызывала сомнений в происходящем.
Помнится, гувернантка неустанно внушала ей, что даже смотреть на подобное —
величайший грех. Ах, да при чем тут гувернантка... Ведь сегодня ее, Лилит, брачная ночь! А
смутность представлений о таинствах брачного ложа делала ее нынешнее положение просто
непереносимым.
Лилит спрыгнула с постели и с досадой задернула шторы. Потом присела на край
кровати, медленно взяла свечу и принялась внимательно рассматривать нагие фигуры. Вот
они слились в страстном поцелуе. А вот — плавная линия спины, широко раздвинутые ноги,
а между ними, на коленях, обнаженный мужчина с тщательно изображенным вздыбленным
естеством.
Лилит брезгливо скривила губы, но неожиданно поняла, что не в силах отвести глаз от
этой откровенной сцены. Сердце ее учащенно забилось, тело охватила сладкая-сладкая
истома. Казалось, вся она тает, подобно куску сливочного масла на горячей сковороде.
Ах, как громко стучит сердце! Сердце? Нет! Это кто-то осторожно стучит в дверь. Это
он. Наконец-то он. Лилит задула свечу. От страстного желания закипела кровь, отвердели
соски на высокой, упругой груди.
— Войдите, — сказала она тихим, дрожащим голосом, машинально прикрывая
простыней колени. Ладони неожиданно стали влажными.
Скрип отворяемой двери, луч карманного фонарика, женский, вопреки ожиданию,
голос:
— Извините, мэм. Можно войти?
— Рупи? — разочарованно отдернула Лилит занавес балдахина.
На пороге, грациозно склонившись, стояла закутанная в сари стройная бенгальская
девушка —
— Рупи... — Сон, который все коварнее обволакивал сознание, словно отпрянул и
испуганно затаился. — Что случилось? — Непроизвольная зевота раскрыла ее уста. — Ведь
сейчас ночь, не так ли?
Лилит приподнялась на локте, наблюдая, как нерешительно приближается луч
фонарика. Большим и указательным пальцем правой руки горничная, казалось, с опаской
сжимала сложенный вчетверо листок бумаги.
— Что-нибудь с мистером Данрейвеном? — Впрочем, что может случиться с ним в
первую брачную ночь?
Сон окончательно оставил Лилит, руки бессильно легли на одеяло.
— Мистер Данрейвен прислал вам записку, мэм. Я могу идти, мэм?
Записку? Вместо себя? Лилит лихорадочно ищет халат.
— Рупи, проводи меня, покажи, пожалуйста, дорогу.
Она одевается, опускает на лицо вуаль. Они идут через мощенный глянцевито
поблескивающими плитками двор, вдоль диковинной в восточном стиле колоннады.
Лилит чувствует, как тревожнее и тревожнее становится ее сердцу. Вот сейчас, через
несколько минут, она увидит Данрейвена, будет говорить с ним. Но почему всю ее наполняет
не столько чувство радости, сколько предчувствие чего-то недоброго?
Где-то хлопает дверь. До слуха Лилит доносится плач. Точно так же плакала ее мать.
Мама... Бедная мама, предпочитавшая жить в каком-то особом, имевшем мало общего с
реальностью мире, пока отец месяцами, а то и годами бороздил на своем корабле моря и
океаны. Темные, постоянно зашторенные окна ее комнаты. Курение каких-то наркотических
веществ, чтение каких-то непонятных Лилит книг и... вечное ожидание мужа из очередного
плавания.
Они идут. Куда они идут среди ночи? В мозгу звучит полузабытый разговор.
«В отличие от тебя, Лилит, я отлично понимаю: женщина в мире мужчин одинока». —
«Мама, я вполне вписываюсь в их мир». — «Одни разговоры, милая! То, что ты
подписываешь свои статьи мужским именем, не делает тебя мужчиной». — «Смотри, мама,
опубликовали отрывки из моего «Справочника путешественника». Лиман Брейзен...
Помнишь мои мучения, какой бы псевдоним себе взять?»
— Госпожа, осторожно! Мы уже пришли. — Служанка сделала движение, чтобы
подхватить, едва не споткнувшуюся о ступень, Лилит.
Занятая своими мыслями, Лилит не заметила, как очутилась перед дверью в
библиотеку. Она мгновенно пришла в себя, и первым желанием было убежать.
Но дверь отворилась сама. Видимо, Данрейвен ждал.
Высокий, стройный, полный необузданной энергии, он излучал непреодолимый