Ангел любви
Шрифт:
меня в этой шлюпке прибило к вашему берегу. Спасите! Умоляю вас!
И она принялась бешено молотить кулаками по брезенту. Неожиданно брезент,
державший ее в плену, исчез. Лилит посмотрела вверх и увидела почти черный, усыпанный
звездами небосвод. А прямо над ней склонилась чья-то голова с короткими курчавыми
волосами и темным, расписанным белыми полосами лицом.
Лилит, не отрываясь, смотрела на эту голову, не в силах от страха произнести ни слова.
То,
сомневаться не приходилось. Сейчас Лилит молила бога только об одном: чтобы он не
оказался людоедом.
Она хотела знаками объяснить этому человеку, что потерпела кораблекрушение во
время страшного урагана. Что она не злой демон и не сделает ни ему, ни его соплеменникам
ничего дурного. А еще, что ей ужасно хочется пить и она вот-вот умрет от жажды. Однако не
смогла издать ни звука.
Между тем туземец продолжал ее внимательно рассматривать.
Безделушки — вот что могло бы ее спасти! Но у нее ничего не было. Впрочем, почему
же — ничего? А брошь? Пока не поздно...
Нечеловеческим усилием воли Лилит заставила себя пошевелить сначала одной рукой,
потом другой. Сняв цепочку, на которой как медальон висела брошь, она протянула ее
дикарю. Он повертел украшение в руках и вдруг, высоко подняв его над головой, закричал
гортанным голосом:
— Ойе! Ойе! Ойе!
В тот же момент из-за бортов шлюпки выглянуло еще с полдюжины таких же голов.
Первый туземец поднял Лилит на руки и передал другому. Судя по многочисленным
ожерельям из акульих зубов, браслетам из костей, разноцветным перьям на голове и яркой
татуировке, он был одним из вождей. Лилит в ужасе смотрела на него, уже почти не
сомневаясь, что попала в руки к людоедам. Сейчас ее привезут на какой-нибудь остров,
разожгут костер и под дикую пляску всего племени зажарят!
В дневнике отца Лилит как-то читала душераздирающее описание подобного
пиршества на одном из полинезийских островов. Тогда жертвой кровожадных дикарей стал
какой-то неудачливый путешественник. По описанию отца, этого несчастного насадили на
огромный вертел и долго поджаривали на медленном огне. А потом с аппетитом съели.
Однако татуированный великан просто бережно перенес ее в свою пирогу и что-то
сказал сидевшим там женщинам. Те заулыбались и согласно закивали головами.
Двое из них расстелили на дне пироги циновку, покрыли ее сверху какими-то шкурами
и осторожно положили на эту постель Лилит. К ним присоединилась еще одна женщина. Она
опустилась перед спасенной на колени и улыбнулась, блеснув в темноте ровным
словно жемчужных зубов.
— Пить... Воды... Пожалуйста... — прошептала Лилит.
— Ойе, ойе! — закивала женщина и ласково погладила Лилит по плечу.
В руках у нее появился глиняный кувшин с водой. С улыбкой она поднесла его к губам
Лилит, а когда та, жадно прильнув к горлышку, выпила все до капельки, вдруг сказала на
примитивном, но все же вполне понятном английском языке:
— Хейкуа! Меня зовут Хейкуа! Ты спасена! Спасена! Бояться не надо!
Хейкуа повернулась к другой женщине. Та дала ей широкий зеленый лист и
небольшую чашечку с белой массой, похожей на творожную. Обмакнув в нее лист, она
протянула его Лилит:
— Съешь! Будешь здоровой! Сильной!
Послушно положив листок в рот, Лилит принялась старательно жевать. Оказалось,
экзотическое блюдо было не лишено приятности. Вслед за первым листом последовал
второй, затем — третий. Наконец Лилит почувствовала, что наелась. И теперь ей хотелось
лишь одного: спать, спать, спать...
Лилит спала крепким сном здорового человека, чудом спасшегося от смерти. Разбудило
ее негромкое ритмичное пение. Она открыла глаза и приподнялась на циновке. Кругом,
насколько хватало глаз, простирался океан.
Она с удивлением рассматривала пирогу, украшенную затейливой резьбой. На носу,
выполненном в виде головы дракона, стоял старый туземец с морщинистым лицом и
пристальным, исподлобья, взглядом. Он командовал пирогой, а заодно и дирижировал. Хор
же состоял из пятнадцати мужчин, в такт песне опускавших в воду длинные весла, и
женщин, разместившихся на перекинутых поперек пироги скамейках. Рядом с ними сидели
дети.
Заметив, что Лилит проснулась, Хейкуа вскочила со скамьи и крикнула ей:
— Смотри! Рева Ра!
И показала рукой куда-то вдаль.
Почти у самого горизонта Лилит увидела струйку дыма, поднимавшуюся над вершиной
выступавшей из моря горы. Рева Ра, повторила она про себя. Что-то было знакомое в этих
словах. Может быть, они встречались в письмах отца? Или — Данрейвена к нему?
Над ней наклонилась одна из туземок. Лилит подняла голову и вдруг увидела среди
акульих зубов, окружавших в виде своеобразного воротничка шею молодой дикарки, свою
брошь. Боже мой! «Лили. Рева Ра. 1787». Ведь именно это было написано на оборотной
стороне украшения!
— Рева Ра, — продолжала Хейкуа. — Там твой дом. Лили вернется туда!
Черные глаза Хейкуа светились бесконечной добротой и радостью. Она вновь подняла