Ангел-наблюдатель
Шрифт:
— Не расскажу, — решительно выпрямился он, — потому что не придется. А если и придется, то не тебе.
Нет, ты посмотри, в каких орлов эти… зеленые… утята на земле превращаются! Плечики сутулые вздернулись, пушок на голове встопорщился, носик сгорбатился в пародии на хищный клюв и в глазах за очочками молнии толпятся… Вот правильно его Татьяна назвала!
— Ты забыл, благодаря кому вообще здесь появился? — тихо спросил я. — Ты забыл, кто тебя за шиворот вернул к исполнению брошенных обязанностей? Ты забыл, кто за тебя перед руководством поручился?
— Не забыл, — тут же сник он. — Но не считаю
— Да неужели! — снова перебил его я, просто времени сдерживаться не было. — Если под коллегами я подразумеваюсь, то меня желательно планами действий обременять, а не их кошмарными последствиями. Если же речь об этих двух павлинах шла, то их как раз и нужно обременять… здравым смыслом. У них рядом с ней тормоза отказывают, им главное — доказать девушке, кто самый бесстрашный охотник в человеческих джунглях.
— Я заметил, — сухо обронил Киса. — И принимаю меры.
— Молодец! — уравновесил я кнут пряником. — Вот и принимай их дальше. Согласовав их со мной. Или хотя бы поставив меня о них в известность.
Он раздраженно поджал губы.
— У вас ведь, у каждого в отношении нее комплекс есть, — усилил я нажим, — а у нее просто талант пользу извлекать из чужих комплексов.
Он опять выпрямился, обиженно засопев.
— Я имею в виду, — быстро сдал я назад, вспомнив, что с Тошей нажим тоже далеко не всегда срабатывал, — что если они вдвоем ее к безрассудству подталкивают, то, может, и нам с тобой, здравомыслящим, стоит объединиться? Хотя бы для противовеса?
Одним словом, против моей убедительности даже этому ангельскому образцу педанта устоять не удалось. В конце концов, рассказал он мне, что Марина со Стасом и Максимом заинтересовались каким-то детским домом. Я уже давно понял, что в человеческом обществе дети — одни из самых бесправных его членов, а уж с детьми-сиротами и подавно никто не церемонится. По Кисиным словам в том детском доме и воровства, и жестокого обращения хватало — за фасадом душевности и преданности, конечно. Для проверок технологию потемкинских деревень Бог знает когда изобрели, прессу новости погорячее интересуют, а самих детей под строгим контролем держать можно — общество детскую дисциплину только одобрит.
Я задумался. Затронула что-то у меня в душе идея беззащитных детей под охрану взять. Представив себе моего парня во власти равнодушных и прижимистых деспотов, я чуть не оскалился. Ведь действительно, что они могут? Даже если бы они знали, куда идти, кто их станет слушать? Какой вес имеет их слово против слова взрослых?
— … Тоша до их банковских счетов добрался, — продолжал тем временем Киса, и я тут же встрепенулся (И опять, паразит, мне ни слова!). — Я с ними посидел, вопросы, конечно, есть, но не серьезные. Но у них масса наличных платежей, и до бухгалтерской документации никак не доберешься — тем более, что у них наверняка двойная бухгалтерия ведется, ни одна проверка ничего не выявила.
— Чтобы Марины там и рядом не было! — решительно заявил я, вспомнив последнюю Маринину вылазку в стан человеческих преступников.
— Разумеется, — высокомерно глянул на меня Киса. — Ее задачей будет общественные организации привлечь, когда у нас на руках хоть какие-то факты окажутся. Стас хотел с кем-то из детей побеседовать, но их стерегут покрепче, чем в тюрьме.
У меня возникло нехорошее подозрение, что такой вариант на их совещаниях уже тоже обсуждался. Точно пора вмешиваться, пока Марина добропорядочного главу отдела под разжалование в курьеры не подвела. В лучшем случае.
— А Максим что на ваших заседаниях забыл? — нахмурился вдруг я. — Насколько я понимаю, его услуги понадобятся, когда дело до суда дойдет. Если дойдет.
— А вот и нет! — непонятно, почему, разгорячился вдруг Киса. — Он нам агента обеспечил: совсем молоденькая девушка, на вид слабоумная, речь едва связная… Ее к ним уборщицей взяли, а тем ведь везде доступ есть, и работают они либо рано утром, либо после трудового дня. Она нам документы сфотографирует, нужно подождать только.
Я хмыкнул. Типично темная уловка: сколько ждать — вилами по воде писано, а оправдание, чтобы возле Марины крутиться, непробиваемое.
— И, между прочим, — добавил Киса, явно подбирая слова, — он первым меня поддержал против… похищения.
— Да?! — несказанно удивился я. Вот уж воистину — рядом с Мариной не разберешь, кто есть кто.
— Да! — с вызовом вздернул подбородок он. — Мне вообще кажется, что в нашем отношении к… оппозиции есть чрезмерная доля предвзятости. Когда с ними столкнешься вплотную, в работе, они оставляют весьма неплохое впечатление. Максим, например, интересы людей гораздо ближе к сердцу принимает, чем… некоторые из наших.
Гм. Судя по всему, на историю появления Даринки на свет этому приверженцу равноправия и справедливости глаза еще никто не раскрыл. И у меня руки связаны — в конце концов, это Тошино дело. Вот, кстати, нужно будет не только с этими одинаково посеревшими на земле, но и с ним переговорить — что это еще за очередные компьютерные изыскания без моего ведома?
Стаса с Максимом мне удалось перехватить прямо в следующий понедельник. После встречи с моими сопровождающими групп я решил покрутиться у машины, насколько время позволит, в надежде дождаться их ухода — проходя мимо Марининого кабинета, я расслышал невнятное бормотание знакомых голосов. И, не успел я машину открыть, как они тут же появились из входной двери, плечом к плечу, словно в ответ на мой мысленный призыв. Правда, только глянув на их лица, я понял, что обязан их появлением не так ангельской отзывчивости, как докладу не в меру честного Кисы о нашем разговоре.
— Никак не уймемся, да? — нехорошо улыбнулся Стас, подходя ко мне.
— Не понял, — оторопел я.
— Заботы о жене с тебя никто не снимал, — прищурился он, — ребенка растить нужно, клиентов вон набрал столько, что руководство напрягается… Одному собрату на каждом шагу в затылок дышишь, другого, занудного, к нам соглядатаем приставил — и все тебе мало? Нужно еще и с Марины глаз не спускать — мы ведь все втроем не справимся?
Я вдруг страшно разозлился.
— В отличие от вас, — процедил я сквозь зубы, — мы, хранители, не умеем работать по принципу: «С глаз долой, из сердца вон». Если нам случилось помочь кому-то, пусть даже мимоходом, от ответственности за него мы избавиться уже не можем. Даже если хотим, — неохотно признался я. — А как вы с защитой привлеченных людей справляетесь, я недавно видел. Это — во-первых.