Ангел-наблюдатель
Шрифт:
— Договорились, — согласился я. — Это значит, что операция по мелким будет проводиться во вторник, в первой половине дня. Сообщение передать только Татьяне. И чтобы никакой самодеятельности. Все понятно?
Татьяна кивнула, тихо пробормотала: «Спасибо» и тут же ушла. Марину я задержал. На полчаса. Для более подробных изъявлений благодарности. Произнесенных мне на ухо. С руками, крепко зажатыми в моих. Для полной достоверности картины свидания.
Я очень надеялся, что если за мной и велось в тот момент наблюдение, было оно не очень пристальным. Глаза у Марины сверкали, но от ярости, и у меня романтическое настроение никак не складывалось.
Они крутились у меня в голове, как карусель в комнате ужасов, и в тот самый вечер я дал себе слово, что больше ни на какие компромиссы — нигде, никогда и ни с кем — в вопросе о мелких я не пойду. Обещание, данное Татьяне, выполню — деваться некуда, она действительно в первый раз в жизни меня о чем-то попросила, но мне эти хитроумные выкрутасы уже поперек горла стоят. Если придется еще раз с кем-то сражаться, то буду я делать это с открытым забралом.
Глава 15. Цена растерянности ангела
В первую очередь, отдел наблюдателей выступает с категорическим возражением против попыток возложить на него какую бы то ни было вину за произошедший инцидент. Детальный анализ сопутствующих ему обстоятельств дает все основания предположить, что вопрос об исполинах уже потерял свое самостоятельное, строго академическое значение и не может быть решен в отрыве от рассмотрения проблем их окружения. Первостепенное значение среди последних принадлежит взаимодействию исполинов с людьми, главным образом, с их земными родителями — а именно, полному подчинению их исполинами своей воле и интересам. Последние события однозначно подтверждают предположение о том, что играющий в большинстве случаев первостепенную на земле роль человеческий фактор оказывается способным внести существенные коррективы в строго скоординированные и детально проработанные действия многих подразделений небесного сообщества. Представляется нелишним подчеркнуть, что учет его воздействия является прямейшей обязанностью хранителя, направленного к земному родителю исполина, вследствие чего ответственность за неадекватное поведение последнего лежит целиком на соответствующем отделе.
Кроме того, не следует забывать о вкладе, внесенном в трагическое разрешение конфликта, в центре которого находились и продолжают находиться исполины, представителями других, не имеющих никакого отношения к последним, подразделений. Несмотря на неоднократные предупреждения отдела наблюдателей, их руководство не сочло необходимым принять меры ни по недопущению своих сотрудников в зону влияния исполинов, ни по контролю за их поведением в потенциально опасных точках.
В связи со всем вышеперечисленным отдел наблюдателей настаивает на создании комиссии по расследованию всех обстоятельств, приведших у недавнему инциденту, а также косвенных факторов, привнесенных в его развитие вмешательством незаинтересованных структур, с последующим преобразованием ее в независимый контрольный орган, обладающий исключительными полномочиями в решении нестандартных ситуаций вокруг исполинов и несущий полную ответственность за последствия таких решений.
(Из отчета ангела-наблюдателя)
Как-то страшновато. Я имею в виду, заканчивать. Когда только идея возникла все эти записи собрать, столько
А теперь вот не знаю. Тасую все эти воспоминания, тасую — вроде, подробно все описано, основательно, некоторые сцены вообще как живые перед глазами встают. Но, может, это мне так кажется? Мне ведь все, что случилось, и так и по ночам снится, и днем за каждым углом мерещится. А если читать это все, как роман — да еще и такой, который насильно в руки всучили? Всколыхнет он хоть что-то в моем самом главном читателе, или так и проскользнет тот по нему не слишком заинтересованным взглядом? Хоть бы до конца — тогда я, по крайней мере, буду знать, что сделал все, что смог.
И если полетит потом это собрание сочинений в дальний угол — с облегчением, как с трудом осиленная книжка — значит, и со мной все ясно. Нечего мне в хранителях делать. Если за столько лет не осталось в душе человека мало-мальски значимого следа от моего присутствия в его жизни, если до самого ее конца остались в этой его душе тайны, которые он и в светлую вечность втихомолку от меня протащил и там зубами за них держится, самое время переквалифицироваться. Какая разница, в кого? Посмотрим, куда улитка поползет. Святые отцы-архангелы, хоть бы не в снабжатели!
И главное — действительно некому, кроме меня, финал дописывать. Как я теперь понимаю, руку к нему многие приложили, но разворачивался он у меня, в основном, на глазах. Не говоря уже о заключительной, почти немой, к сожалению, сцене. Авторы ее за кулисами остались, только восклицаниями невнятными ограничились, мне выяснять, что происходит, было некогда, а главный мой напарник — как по жизни, так и в том последнем выходе — до конца паузу выдержал. Честное слово, я умом тронусь, если так и не узнаю, почему!
Ладно, кто-то здесь о подробности и обстоятельности говорил.
На финишную прямую наша история вышла после того, как мы с Тошей и Максимом на землю вернулись. Не знаю, как их, а меня прямо на части разрывало. И никого из нас не отстранили, и от Игоря с Дариной, вроде, отцепиться должны, и Татьяна такими глазами встретила, что у меня под лопатками зачесалось — крылья, наверно, пытались расправиться. Планы злобного врага повержены в прах, своих никого оплакивать не нужно, и над полем битвы встает ослепительное солнце победы. И навстречу ему уже тянутся робкие ростки надежды на длительный мир и спокойствие. И даже Марина зловещие тени не отбрасывает.
Игорь с Дариной еще спали, и будить их никому и в голову не пришло — Татьяна с Мариной по двадцать раз каждый эпизод нашего сражения в небесных высях заставили пересказать. А потом пора было детям в школу, а нам всем на работу отправляться. Одним словом, запланированная воспитательная беседа как-то сама собой отложилась до вечера.
У меня к концу рабочего дня состояние эйфории сменилось обычным деловым. У Тоши с Максимом как будто тоже, хотя откуда ему у вечно бездельничающего темного взяться — хоть убейте, не знаю. Оно бы и неплохо — разговор с детьми предстоял серьезный, и взял я его, естественно, на себя, но эти два красавца взялись меня дополнять. Как обычно, к месту и не к месту.