Ангел Паскуале: Страсти по да Винчи
Шрифт:
— Напротив, мой дорогой Джироламо, — возразил Таддеи, — в твоих словах всегда содержится изрядная доля правды. Здесь же суть в том, что Макиавелли притягивают разные задачи и загадки. Задача может полностью захватить его и совершенно завладеть его вниманием, если она достаточно сложна, и я полагаю, эта задачка действительно его захватила. Теперь ему не нужно ничего поручать. Он весь в этом. — Таддеи устремил решительный взгляд на Паскуале. — Расскажи нам о расследовании, мальчик мой. Точнее, где он сейчас. Мои люди не сумели его найти. Или его не было там с тобой?
—
Паскуале рассказал, что выяснилось в Палаццо делла Синьория, обращаясь в основном к Таддеи, но искоса поглядывая на кардинала. Когда он замолк, то оказалось, что рядом с ним появился паж с золотым подносом, на котором стоял драгоценный кувшин с вином. Он с благодарностью выпил, и тотчас же насыщенные винные испарения ударили ему в голову, согревая, будто жар очага.
Джироламо Кардано поерзал на стуле, внезапно сморщившись, словно от боли. Паскуале видел, что его указательный и большой пальцы сомкнулись пинцетом на мягкой плоти под коленом, от этого самобичевания слезы выступили у него на глазах. Юный астролог поймал взгляд Паскуале и пояснил со смешком:
— Как и Макиавелли, мне необходимо напоминать о слабостях собственного тела.
— Никколо Макиавелли пьет, Джироламо истязает себя. Он утверждает, что иначе его снедает некая душевная скорбь. Он не верит в самого себя, видите ли, пока не причинит себе хотя бы небольшую боль, — посмеиваясь, сказал Таддеи.
Кардано не обратил внимания на эти слова и обратился к Паскуале:
— Вы так и не рассказали, почему за вами гнались люди на ходулях.
— Сказать по правде, синьор, я и сам не знаю. Мне показалось, что люди на ходулях преследовали каждого, на кого почему-либо обращали свое внимание.
— Он что-то скрывает, — объявил Кардано.
Вялым движением руки он словно из ниоткуда извлек белую маску, повернул так, что все ее изгибы заблестели в свете камина. Перебросил маску Паскуале, который машинально поймал ее. У маски были треугольные, обведенные черной краской прорези для глаз и черные ленты, чтобы завязать ее на затылке. Ленты заскорузли от высохшей крови.
— Венецианская карнавальная маска, снятая с одного из типов на ходулях, — пояснил астролог. — Что вы могли бы рассказать нам о венецианцах, художник?
— Ничего более того, что вам, кажется, и так уже известно.
Кардано снова сделал ленивое движение и достал небольшую коробку, покрытую черной кожей. Астролог снял задвижку, прикрывавшую глазок с одной стороны. Паскуале сразу же понял, что это такое: Баверио хорошо описал коробку.
— Мы нашли это среди вещей несчастного Джулио Романо, — вполне благодушно сказал синьор Таддеи.
— Но кое-чего не хватает, — добавил Кардано. — Полагаю, оно у вас.
Паскуале обнаружил, что ужасно потеет, хотя ощущение у него было такое,
— Это всего лишь кусочек стекла, покрытый какой-то черной гадостью.
Он явственно видел его. Обломок лежал на стопке бумаг на письменном столе Никколо, вместе с летающей игрушкой.
— А, — сказал Кардано, — значит, засвечено. Если бы мы точно знали, что это так.
— Можете спросить пажа Рафаэля. Это он отдал мне стекло, из самых лучших побуждений. Он надеялся, оно поможет мне отыскать убийцу Романо.
— Едва ли, — сказал Кардано. — Где оно?
— У меня его нет.
Синьор Таддеи поднял бровь, выражая сомнение.
— Я отдал его Никколо, синьору Макиавелли. С вашего позволения, я хотел бы знать, что оно означает.
— Кое-что или ничего, — сказал Кардано. — Это зависит от того, что на нем изображено.
— Тогда это просто какое-то магическое зеркало, — заметил Паскуале.
— Более мощное и точное, чем магическое зеркало, — сказал астролог. — Эта коробка передает изображение на закрытую стеклянную пластину, которая улавливает его и зачерняет по-разному различным количеством света. Тот кусок, который попал к вам, мог бы содержать, а мог и не содержать какое-нибудь изображение, но он не был обработан, чтобы потерять чувствительность к свету. Вот почему он почернел, когда его вытащили наружу. Не говорите мне, что вы не знакомы с процессом, художник. Вы и не должны, ведь это означает конец вашей профессии.
— Я слышал что-то подобное, — сказал Паскуале.
— Великий Механик решил рассказать о своем изобретении, когда понял, что о нем стало известно шпиону. И он сделал это мастерски, создав портрет Папы и его ближайшего окружения, — пояснил Таддеи.
— Это очень небыстрый процесс, — заметил кардинал. — Как жаловался Лео! Нам пришлось сидеть неподвижно целых две минуты, а Лео пришлось держать голову на специальной подставке, сделанной Великим Механиком, поскольку малейшее движение могло размазать картинку.
Паскуале неожиданно понял истинную природу обгорелой картины у него в сумке. Это был не рисунок, а копия действительности, отпечаток чего-то, что имело место на самом деле. Джустиниани специально позировал, из чудовищной гордыни или цинизма, а Франческо попытался продать ему копию. Но если это изобретение Великого Механика, как оно оказалось у ассистентов Рафаэля? Это Салаи передал его им? А если да, то с какой целью?
Отвечая на эти вопросы, которые всплывали один за другим в мозгу Паскуале, Таддеи сказал:
— Один из таких приборов был. похищен из мастерской Великого Механика. Похоже, Романо здесь шпионил.
— Но не в пользу Рима, несмотря на его имя, — вставил кардинал. — Похоже, что Джулио Романо пообещали работу и карьеру в обмен на такую малость. Он не был предателем, просто уверился, что слишком уж долго работает в тени Рафаэля. Ему предложили место при испанском дворе, если он окажет некоторые услуги. Но несчастный Романо был ни в чем не повинен, его убили сразу, как только он понял, что именно нужно его нанимателям, во всяком случае, мы так думаем.