Ангел-стажёр

Буря Ирина

– С какого это перепуга они ей оперативные сводки по твоей ситуации докладывают?
– не унимался Стас.

Вся моя собранность на одной единственной мысли о том, как продырявить эту проклятую стену, разлетелась вдребезги, как хрустальный шар под ударом кувалды. Вот почему со стеной так нельзя? Почему в родных пенатах только преграды на моем пути непоколебимым монолитом стоят?

Нет, мне, конечно, приятно, что ее все еще интересует моя судьба. А нельзя справляться о ней у первоисточника? И поддержать его заодно добрым словом? У нее для меня уже ничего,

кроме «Я же тебе говорила», не осталось? Ей уже достаточно всего лишь узнать, распылили меня или еще нет?

Монте-Кристо повезло. У него чувства времени не было. И связи с внешним миром. Интересно, продолжил бы он прогрызать свой путь на свободу, если бы узнал, что любимой женщине уже сообщили о его кончине, дали поносить траур положенное приличиями время и сделали предложение устроить все же свою судьбу?

Понятное дело, что обнаружив в конце своего туннеля лишь одно разбитое корыто, он возомнил себя карающим ангелом. А я к Стасу в подчинение до скончания вечности не хочу. Мстительность хранителю не к лицу, он призван не счет за катастрофы выставлять, а предотвращать их. Причем, не закулисными интригами, а в честном, открытом поединке с их источником.

И не с финальным устранением последнего - по причине его бессмертия - а с моральным подавлением любых его низменных намерений.

И, естественно, оставляя прекрасную даму в блаженном неведении как о сражении за ее благосклонность, так и о самой возможности меня ее лишить.

– Я тебя в последний раз предупреждаю - оставь Татьяну в покое!
– решительно начал я, вызвав темного гения.

Он от поединка уклонился. У меня даже мелькнула мысль, что он уже и внешность сменил, и манеры вместе с ней. Я словно выпад в его сторону делал, а он тут же оказывался рядом, заботливо стирая мне пот со лба и проверяя пульс.

– Где ты находишься?
– деловито поинтересовался он, как будто я с ним всего лишь поздоровался.

– Понятия не имею, - отмахнулся я.
– Снаружи. Я не об этом…

– На какой же горизонт тебя отправили?
– пробормотал он, словно вслух размышляя.
– Можешь описать, что вокруг видишь?

– Ничего, - отрезал я.
– Зубы мне не заговаривай…

– Какое емкое определение!
– съязвил он.
– А можешь мне показать это ничего?

– Нечего здесь показывать!
– снова повторил я, невольно обводя взором пыльную пустыню вокруг себя.
– И я тебе еще раз повторяю…

– Подожди, - опять перебил он меня.
– А ну, глянь чуть левее… Ага, а теперь назад… Да не так же быстро! Вот теперь замри!

– Ты меня еще использовать будешь?
– взвился я, забыв все свои намерения насчет спокойного и открытого поединка.
– Тебе мало пользоваться тем, что меня заперли, как…

– Как-то плохо тебя заперли, - довольным тоном сообщил он мне.
– Скажи спасибо, что не на одном из первых оставленных нами горизонтов - там сейчас уже полный мрак и запустение. А здесь, если ты пойдешь прямо от выхода, все время чуть влево забирая…

– Куда я пойду?
– взвыл я от такого неприкрытого издевательства.

– Все время

прямо и чуть-чуть влево, - повторил он терпеливо.
– Расстояние, конечно, увеличивается от нижних к верхним горизонтам, но рано или поздно ты в нашу цитадель упрешься. Горизонты создавались, чтобы облегчить и ускорить наше с вами взаимодействие в прежние времена, так что не промахнешься. Сейчас с нашей стороны входы тоже запечатаны, но пытливому уму печати не помеха. Я тебя встречу.

Я ничего ему не ответил. Ввиду явного сговора внештатников с темными, хотелось бы мне сказать, но нет. Вынудить их к такому сговору могла только высшая сила.

Молодцы, отцы-архангелы! Даже не стали сами утруждаться написанием новой пьесы для своего развлечения - профессионалу поручили. Обстановка Татьяниного двора, непреодолимая прозрачная стена, столь напоминающая дверь в ее комнату - до такой изощренной пытки внештатники бы не додумались. А теперь истинный автор решил в камео выступить - лично показать мне близкий, только руку протяни, но совершенно недостижимый выход из темницы?

– Если ты уже пошел, - ворвалось в мое звенящее от бешенства сознание его голос с дразнящей ленцой, - то с закрытыми глазами этого делать не стоит.

Они упорно загоняют меня в трагедию отчаяния? По сценарию мне положено заламывать руки, падать на колени и вообще в падучей биться, голову заботливо предоставленным пеплом посыпая? Сейчас! Я открыл глаза, неторопливо подошел к стене и, протянув руку, уперся в нее ладонью.

– Вопросы есть?
– коротко спросил я.

– Интересно, - медленно протянул темный гений без какого-либо намека на удивление.
– Значит, на посты на всех горизонтах у ваших сил уже не хватает, если они замуровывать проходы взялись…

– Здесь не проход, а меня замуровали, - напомнил я ему сквозь зубы.

– Все, что воздвигнуто, может быть низвергнуто, - провозгласил он почти в своей прежней манере.
– Хочешь, я подойду - посмотрю, как это сделать?

Что такое - главный герой упрямо отказывается отчаиваться? Нужно его помощью поманить, чтобы надежда встрепенулась - а потом влет ее скорбным признанием, что помочь ничем не получится? То-то у него и мысли не возникло, что вон из тех окон он будет виден, как на ладони.

– Спасибо, но не нужно, - ответил я со всей уверенностью, которую сумел в себе наскрести.
– Это мои проблемы, не хочу я тебя ими нагружать. Но запомни одно: так или иначе, рано или поздно, но я отсюда выберусь. И если у Татьяны к тому времени какие-то завиральные идеи появятся…

– Ища угрозу в пыльных штампах, не видим бездну мы у ног, - окончательно вернулся темный гений к своей привычке заканчивать разговор пафосной сентенцией.

А я вернулся к своей стене. Отключив чувство времени. И опасения, что отцы-архангелы опять чутко уловили мои намерения. И подозрения, что именно посулили они темному гению за постановку этого спектакля. Если я выберусь отсюда слишком поздно… Мстительность ангелу не свойственна, но если его загоняют, как дичь на охоте… Нет, эти мысли я тоже отключил.