Ангел света
Шрифт:
«Я была бы так благодарна…»
И вот он ждет ее этим ветреным апрельским днем в Центральном парке. Чуть севернее зверинца для детей. Он смотрит на свои часы, он делает несколько медленных размеренных шагов, он останавливается закурить сигарету, он ставит ногу на скамейку и упирается локтем в колено, изображая терпеливое ожидание… но ожидание человека, погруженного в себя, — он не смотрит вокруг, не вглядывается в лица прохожих. (Он теперь пользуется мундштуком, подмечает Кирстен. Новая причуда. Кирстен не видела его года два или три.)
Энтони Ди Пьеро, стройный, с оливковой кожей, с гладко зачесанными назад черными волосами, в солнечных очках
Кирстен остановилась на дорожке, в нескольких ярдах от него. Молодой папаша снимает свою жену и дочку, которые сидят на скамейке; Кирстен замерла, более или менее скрытая ими. Она улыбается, быстро-быстро моргает, ветер швыряет волосы ей в лицо — ей вдруг становится очень не по себе. В джинсах и ворсистом красном свитере, тоже в солнечных очках, но с золотистыми стеклами, Кирстен — шалая, и испуганная, и запыхавшаяся от бега. (Поезд, на котором она ехала вдоль Гудзона, прибыл на Центральный вокзал с опозданием.) Это детское чувство упоения, какое бывает, когда прогуливаешь школу. Мистер Ди Пьеро? Энтони? Тони? Вы меня помните?
Конечно, я тебя помню. Ты — дочь Хэллеков.
(Дочь Изабеллы,мог бы он сказать. Едва ли он сказал бы: Дочь Мори.)
Нервничая, она шутила с ним по телефону: «Вас очень трудно поймать. Ваш автоматический секретарь не очень любезен, и вы, видимо, не привыкли отвечать потом на звонки, а в конторе (то есть на Уолл-стрит: Кирстен нашла номер телефона, перерыв в декабре письменный столик матери) секретарша так вас оберегает, точно вы король». («Как доложить мистеру Ди Пьеро, кто звонит? Кирстен Хэллек? Не могли бы вы уточнить, кто вы, пожалуйста?»)
Кирстен потратила целую неделю на то, чтобы связаться с ним. Звонила по телефону, оставляла поручения, репетировала будущий разговор. Мистер Ди Пьеро был ведь первоначально другом ее отца. (Вместе учились в школе. Школе Бауэра. Какое-то время потом — в Гарварде.) А затем какое — то время он был другом ее матери — одним из ближайших друзей ее матери. Он друг и Ника Мартенса, но Кирстен не знает, насколько близкий.
Мистер Ди Пьеро? Я хочу лишь задать вам несколько вопросов.
Я не разревусь. Не стану расстраиваться. Мне даже не придется просить у вас носовой платок.
Я не стану спрашивать про вас и Изабеллу… это было бы дурным вкусом — сейчас. И это не имеет отношения к рассматриваемой проблеме.
(Странно, что она не вспомнила про Ди Пьеро, когда с ней был
Он действительноиз королевского рода, этот Ди Пьеро? Когда-то он был помолвлен с итальянской княжной, дочерью потомка ломбардских королей. Но потом все разладилось — возможно, девица, как выяснилось впоследствии, оказалась недостаточно богата. Или Ди Пьеро оказался недостаточно красив.
— Я была бы вам так благодарна, — прошептала Кирстен. Вонзая ногти в ладони обеих рук. — Так бесконечно благодарна.
Ах ты мерзавец! Ах ты свинья!
(Он ведь не ответил ни на один из ее звонков. На восемь или десять звонков. И она в точности знала — так ей казалось — почему.)
Но в конце концов он согласился. Даже не потрудившись скрыть неохоту. Ибо, конечно… конечно… он очень занятой человек: собственно, послезавтра он улетает во Франкфурт. Тем не менее он согласился уделить ей приблизительно около часа. Устроить нечто вроде свидания. Тайной встречи.
«Вы обещаете, что не скажете Изабелле? — попросила его Кирстен. — Я хочу сказать, не позвоните ей, как только я повешу трубку?»
Он с минуту молчал. Она переполошилась, что отпугнула его.
Кирстен Хэллек, шалая девчонка, которая не умеет держать язык на привязи!
Кирстен, сучка, идиотка, которая все портит!
Ди Пьеро мягко произнес: «Но с какой стати я стану звонить Изабелле — что она для меня? Какое Изабелла имеет ко всему этому отношение?»
Кирстен дико захохотала: «О да да да. Никакого».
И вот сейчас, в джинсах и грязном красном свитере, с тяжелой кожаной сумкой через плечо, Кирстен стоит на дорожке, смотрит, облизывает губы, моргает, словно ослепленная солнцем. Даже самый безразличный прохожий, взглянув на нее, может подумать, что с ней что-то не так, что-то серьезно не так — иначе отчего бы девушке ее возраста стоять так странно, навытяжку? Молодая спина ее выгнута, напряженная, как тетива. Да она и сама как тетива, натянутая до предела. (Что у нее в этой кожаной сумке? Что так тянет ее вниз? Оружие? Пистолет?) Лоб ее был бы нежным и гладким, если бы она не морщила его; рот был бы красивым, если бы губы не застыли в нелепой кокетливой гримасе — то ли веселой, то ли исполненной ужаса.
«Мистер Ди Пьеро…»
«Тони».
Вишневые деревья вдоль дорожки отяжелели от белых цветов. Над головой тонкие ветки колеблет дыхание еле уловимого ветерка — крошечные зеленые почки, пронизанные солнечным светом, кажутся золотистыми. А на скамейке, поддерживаемая матерью, топочет малышка и весело щебечет, словно это первый день творения… Но все это не для Кирстен. Она слепа ко всему, кроме мужчины, который стоит неподалеку, в бежевом твидовом пиджаке.
Сердце у нее почему-то колотится. Ведь он же не из убийц… он не играет такой существенной роли в ее жизни.