Ангел в эфире
Шрифт:
У мамули всегда найдется для меня доброе словцо. Объяснив Дельфине, что у дражайшего сына Мари-Пьер и самого рыльце в пушку, и поблагодарив ее за то, что помогла изгадить мою личную жизнь, я без обиняков дала ей понять, что хотя вокруг poissons [118] кишмя кишат, я лишилась особенного poisson, который должен был принадлежать мне на веки. (Может, тогда вышло не столь поэтично, но смысл заключался в этом.)
И вот уже утро понедельника, я лежу в постели больная и разбитая, всю знобит и настроения никакого, однако ничего не поделаешь, на работу идти надо. Может, в пятницу «Энерджи-FM» и поднялась
118
Рыба (фр.) Намек на выражение «There's plenty of fish in the sea», которое буквально переводится с английского как «в море много рыбы» и в переносном смысле означает «свет клином не сошелся».
Глава 25
Я УХОЖУ [119]
– Будьте добры, Кери Дивайн, – обращаюсь к очень высокой и худой секретарше в шикарной приемной.
У женщины такое выражение лица, будто под языком она держит кислющий ломтик лимона: губы брезгливо втянуты, скулы заострены.
– Вам назначено? – чревовещает она, едва двигая ртом, а глазки так и бегают, оценивая мой наряд: толстый шерстяной шарф, туго намотанный на шею, черную дутую куртку, мешковатые джинсы и сбитые ботинки из буйволовой кожи.
119
Перевод названия песни Крейга Дэвида «Walking away».
– Нет, – переступаю с ноги на ногу. – Вы просто скажите, что пришла Энджел Найтс, она сама захочет встретиться.
Улыбка осведомленности трогает кончики губ незнакомки. Она пристально смотрит на меня. Натягиваю шарф на лицо.
– Энджел Найтс? Хорошо, сейчас я ее вызову.
Кери появляется несколько мгновений спустя из невидимой двери, встроенной в ослепительно белую стену по левую руку от меня. Одета подруга, как всегда, безупречно: обтягивающая черная водолазка с горлышком и еще более тесные черные брючки-стрейч. Она сильно смахивает на тоненькую палочку лакричных конфет, только добавьте сверху копну светлых волос по пояс и сверкающую улыбку. По правде говоря, Кери так и светится от счастья – никогда ее такой не видела.
«Еще бы она не радовалась», – горестно думаю я, растягивая сухие бледные губы в скупой улыбке. Она чмокает меня мимо щечки.
– Энджел, дорогая, как ты себя чувствуешь? – эмоционально выдыхает она, препровождая меня к двери.
– Ох, ты не представляешь…
– Да. Прости, ты, наверное, не могла дозвониться: у меня были планы на выходные. Но, милочка, как все это ужасно. Представляю, каково тебе сейчас: на тебя смотреть страшно.
«Спасибо, Кери, здорово утешила». Проходим в ее кабинет.
– Надо поговорить, – бросаю я, небрежно шлепаясь на одно из хромированных кожаных кресел, будто созданных, чтобы вызывать чувство неловкости у женщин с нормальными пропорциями.
– Да уж понятно. – Подруга захлопывает дверь. – Поплакаться пришла.
– Поверь,
Начинаю разматывать свой зимний камуфляж. Кери присаживается на краешек девственно чистого письменного стола.
– Места себе не находишь, бедняжка, – вздыхает она. – Потеряла своего ненаглядного, а ведь так давно вместе – со школы не разлей вода. С трудом верится, что все кончено, после стольких-то лет.
Болью отозвались ее слова: впервые кто-то откровенно сказал, что мы с Коннором расстались навсегда. Зажмуриваюсь, чтобы не дать воли горючим слезам, и опускаю голову.
– Откуда ты знаешь, что все кончено? – спрашиваю я дрогнувшим голосом.
Кери непринужденно смеется, встряхнув лоснящейся гривой.
– Так все же яснее ясного, ты что, газет не читаешь? Да после такой кошмарной статьи от тебя любой бы сбежал, дорогая моя. А кроме всего прочего, у меня информация из первых рук. Видишь ли, ему надо было где-то переночевать и…
Мигом поднимаю на нее взгляд.
– Ты приютила Коннора! – взвизгиваю я. – Он поселился у тебя, и ты мне даже не сказала. – Делаю глубокий вдох, пытаясь совладать с голосом. – Как он? Он еще там? Кери, мне обязательно надо с ним увидеться, я Должна объяснить ему, что не все в этой статейке правда. У нас с Дидье ничего не было.
– Вот как, ты даже и в мыслях не держала?
– Да ведь ты сама мне все уши прожужжала, что пока я тут сохну от одиночества, Коннор седлает все, что движется, – огрызаюсь я.
– Никогда я такого не говорила, Энджел, – невозмутимо отвечает подруга. – Люди слышат то, что хотят услышать.
Неистово трясу головой.
– К тому же ты все-таки его поцеловала.
Опускаю глаза.
– Потеряла голову, и только на миг. Мне не хватало тепла. Слушай, я люблю Коннора, и мне надо с ним переговорить. Где он сейчас?
Кери равнодушно пожимает плечами, будто я спросила о таком пустяке, как то, что она смотрела вчера по телевизору. У меня сил нет выносить ее показное безразличие, я достаточно натерпелась.
– Понятия не имею. Сегодня утром он ушел.
Я так и впилась клыком в нижнюю губу: лишь бы не чувствовать невыразимой муки, терзающей грудь.
– Кстати, он очень страдал, если тебе, конечно, от этого легче. Даже слез сдержать не смог. Как видно, еще долго будет тебя оплакивать. – Кери поглаживает руки, точно наносит увлажняющий крем. – Какая жалость.
– Жалость? – вторю я, не в силах поверить своим ушам. – И ты так запросто об этом рассуждаешь? Да это не жалость, Кери, а катастрофа, кошмар, конец света. Мне кровь из носу надо поговорить с Коннором, а я не могу его даже найти, потому что кое-кто слишком много наушничал, и теперь он вообще говорить со мной не желает.
На гладком безупречном лбу пролегли морщины. Я изо всех сил сдерживаюсь, чтобы не сорвать на подруге все зло, что накопилось во мне с тех пор, как ушел Коннор.
– И ничего я не наушничала. Может быть, он просто так понял.
– Ах, ну да: мы слышим то, что хотим слышать.
Кери снова откидывает с лица волосы.
– Знаешь, бывает, мы неверно понимаем, что нам пишут.
Ах да, совсем забыла про этот междусобойчик. Сдвигаюсь на самый край жесткого сиденья.
– Кстати, ваша переписка заслуживает отдельного разговора. Что это вам взбрело в голову обмениваться сообщениями? Честно говоря, Кери, я уже начинаю подозревать, что ты не только моя подруга. Ты тайно списываешься с моим парнем, приглашаешь его перекантоваться у себя и даже не ставишь меня об этом в известность. Так ты с кем, с ним или со мной?