Ангел
Шрифт:
Глава 42
После визита Имоджен Грей Гэбриел стал ловить себя на том, что шарахается от любой тени и следит за каждым движением. Не приведи господи, кто-то узнал детектива и увидел, как он разговаривал с ней. Последнее, что ему сейчас нужно, это репутация стукача. Он наслушался от Сола историй об участи, которая ждет людей, доносящих представителям власти о происходящем в стенах тюрьмы. Но понимал Гэбриел и другое: именно на этом строится расчет: заключенные так боятся последствий жалоб, что безропотно мирятся с любой грязью, в которую они их втаптывают. «Они» – это тюремные манипуляторы, насильники, шантажисты, воры и вся прочая мразь, завладевшая
Гэбриел лежал в койке с закрытыми глазами. Он почувствовал присутствие Бейли, когда тот вошел, явно надеясь на беседу. Гэбриел тихо вздохнул, остро ощутив укол совести. Он не хотел запугивать сокамерника. Это не придавало сил, только заставляло считать себя последней сволочью. Гэбриел глянул вниз на Бейли, который шел к своей койке, прижимая к лицу влажное полотенце.
– Что случилось? – Гэбриел свесил ноги, и чувство вины стало еще острее. – Покажи лицо.
Бейли, поколебавшись, убрал мокрую тряпку, и Гэбриел увидел, что его левый глаз почти не открывается из-за огромного синяка. Из пореза на брови сочилась кровь.
– Ничего страшного, – прошамкал Бейли, показав скол на одном из передних зубов.
– Кто тебя так отделал?
– Я упал.
Бейли старательно отводит взгляд.
– Тебе Ашер приказал отвечать так?
Бейли заполз на свою койку, а Гэбриел спрыгнул со второго яруса.
– Со мной все в порядке.
– Дай-ка рассмотреть твои глаза. Нельзя спать с сотрясением мозга. Где ты упал?
– Снаружи, у столов для пинг-понга. Просто сам не смотрел, куда иду. Все случилось по моей вине.
– Посмотри на меня, Бейли, и скажи мне в лицо, что это сделал не Ашер!
Бейли развернулся к Гэбриелу, но глаз не поднял, как собака, укравшая жаркое со стола.
– Я обещал никому не рассказывать. Он сказал, что ты будешь вне себя от ярости.
– Я злюсь не на тебя, приятель. Меня сводит с ума ярость на это тупое место.
Гэбриел осмотрел зрачки Бейли. К счастью, они выглядели вполне нормально.
– Только не надо больше драться с ним, а то снова угодишь в карцер, – умоляюще попросил Бейли.
– Я не стану сводить с ним счеты, не волнуйся, – солгал Гэбриел.
Глава 43
Дин получил сердитое голосовое сообщение от Имоджен и написал в ответ, что скоро придет к ней. Очевидно, они с Эдрианом посетили приют вскоре после его ухода и узнали, что он уже успел побывать там.
Он сидел на кухне, когда услышал, как в замке повернулся ключ и громко хлопнула дверь. Появилась Имоджен и посмотрела на него, сидящего за обеденным столом с бутылкой
– Нельзя так поступать, Дин. Я не могу позволить тебе путаться у нас под ногами и делать все, гореть тебе в аду, что заблагорассудится.
Она сняла пальто и повесила его на дверь.
– В аду? Ты хоть знаешь, что это такое, Имоджен? Для многих людей он совсем рядом. Для них сама жизнь – это геенна огненная. Сегодня, завтра и каждый день в обозримом будущем. С момента пробуждения. Разве ты поняла, о каких днях я говорю? Не о тех, которые открывают возможности. О других, в которые ты просыпаешься, осознаешь, кто ты такой, и заранее точно знаешь, что принесет наступающий день. Преисподняя – это когда нет никого, к кому можно повернуться и сказать: помоги! Это страх лечь в постель с мыслью, что уже не проснешься. Это вопрос: неужели я заслужил такое? Ты знаешь, каково это, когда к тебе прикасаются без твоего желания? А теперь представь, что живешь с насильником в одном доме и от него зависит, получишь ли ты пищу и крышу над головой!
Слова вырывались у него словно помимо воли. Дин пытался успокоиться, но не мог. Он чувствовал опасность, но чем больше говорил, тем труднее становилось замолчать. Он всерьез боялся брякнуть что-то, о чем потом придется пожалеть, и уж меньше всего он хотел напугать Имоджен.
– Хорошо. Я все понимаю. Мне очень жаль.
– В самом деле? Ты действительно представляешь себе эти ощущения? Ты хочешь думать, что понимаешь, но ты не можешь. Даже я не понимал, пока не научился мыслить самостоятельно. Это правда о жизни множества детей – и о моей в том числе. У меня точно есть право покопаться в деятельности так называемых «семейных приютов».
– Тогда позволь помочь тебе, Дин?
– Это не в твоих силах, – покачал он головой. – Ко мне помощь запоздала, но ведь могут быть и другие. Почти наверняка. Я загнал глубоко внутрь боль, которую раньше использовал как источник энергии. Но сейчас я снова чувствую ее и не могу игнорировать. Хочу выручить из беды других.
– Но ведь в этом нет твоей вины. Никакой, даже самой малой. – Имоджен потянулась к нему, но он отстранился.
– Знаю. Но я сбежал. Струсил и свалил оттуда. Не стал бороться Подростки на видео из дома Уоллисов и ужасные вещи, которые они творили… Тебе не понятно? А вот мне все предельно ясно. Я понимаю состояние, когда внутри такая мертвая пустота, что ты становишься способным на любую жестокость.
– Но ведь ты сам не стал бы делать что-то подобное. Я уверена, что нет.
– Только потому, что мне повезло и я нашел того, кто позаботился обо мне и не дал окончательно пропасть.
Он снова говорил об Элайасе, заставившем его поверить, что не каждый, кто помогает, ждет чего-то взамен. Об отце, чужом для Имоджен.
Дин взял ее за плечи и притянул к себе, чтобы обнять. Это была его обычная уловка: так он пытался прекратить разговор, избежать новых расспросов.
– Что я могу для тебя сделать? – спросила Имоджен, прижавшись щекой к его рубашке.
– Ничего. Просто не мешай.
Дин поцеловал ее в лоб и ушел.
Разве она могла его понять? Такое объяснить невозможно, не стоило и пытаться. Только переживать в одиночку. Можно выбраться из комнаты, где тебя мучили, но нельзя избавиться от мыслей, в капкан которых ты обречен попадать до конца жизни. Такая боль остается жить прямо в сердце. Разумеется, Имоджен ни в чем не виновата, это хорошо, что она не воспринимает ощущения Дина, поскольку реально понять их может только тот, кто заглядывал в самую бездну порока. Не то чтобы Дин сам помнил многое. Суть не в этом. Она даже не в самих фактах. Дело в кошмаре, в котором живет человек, полностью разрушенный, чувствующий себя уничтоженным.