Ангелотворец

Харкуэй Ник

Джо раздумывает, рассказать ли ей, что он, возможно, влюбился в Марию Ангелику Крейдл; что Полли инвестировала в него, а он – в нее.

– Все из-за машины Фрэнки?

– Да.

– Ночной Рынок, Джо. Он всегда в твоем распоряжении.

– Нет. И никогда не был. Я – часовщик.

Она фыркает.

– Ты мой сын. Сын Мэтью. Рынок твой, если захочешь. Если решишь его принять.

Гарриет сползает на пол, помещая колени в блестящие углубления на полу – следы ее обязательных ежедневных молитв. Он изумленно наблюдает.

Неужели она снова ушла, спряталась в свою веру? Если сейчас она начнет молиться, то будет делать это до его ухода. Их разговор будет окончен. Он уже сталкивался с таким ранее, когда они ссорились из-за ее решения уйти в монастырь, когда он просил ее вернуться и вновь стать его мамой.

Нет: она укладывается на пол и самым немонашеским образом тянется к щели между матрасом и каркасом кровати. Вытаскивает оттуда металлический ящичек и садится, очень довольная собой.

– Вот, – говорит она, протягивая Джо ящик. – Он принадлежал Мэтью. Возможно, он для тебя.

Это запертый на ключ зеленый кассовый ящик из тех, что в детстве Джо были в каждом магазине: дюймов семи в длину и пяти в ширину, с маленькой металлической ручкой сверху и отсеком для мелочи.

– Что внутри?

– Не знаю, Джошуа, – отвечает Гарриет Спорк. – Я никогда его не открывала. У меня и ключа-то нет. Впрочем, тебя это не остановит, верно? – Она мрачно улыбается.

Он трясет ящик. Внутри что-то гремит – металл по металлу, и что-то увесистое и твердое упирается во внутреннюю стенку. Коробка в коробке, быть может?

– Спасибо, – говорит Джо и собирается вновь ее обнять, когда с улицы доносится ужасный грохот, будто машина врезалась в стену или, скорее, много машин врезались друг в друга, – и начинают выть сигнализации.

Дверь без стука открывается, в комнату заглядывает ясноглазая старушка с покрытой головой и в строгом сером костюме.

– Простите, что беспокою, – говорит она. – Вам лучше пройти со мной.

– Почему? – спрашивает Джо.

– Потому что ваши враги только что вломились в монастырь и, подозреваю, хотят вас похитить.

Гарриет потрясенно смотрит на старушку. Та кривит губы.

– Поторопитесь!

Лишь когда она входит в келью, и Джо Спорк видит у нее подмышкой сумку с маленькой злобной псиной, до него доходит, что эта женщина – его заказчица. Еще через долю секунды он замечает в другой ее руке большой старомодный револьвер.

– Вы! – рычит Джо виновнице своих бед.

– Да, – отвечает Эди Банистер. – Полагаю, сейчас можно признаться, что я, строго говоря, не вполне монахиня.

Эди Банистер выводит их по коридору туда, откуда пришел Джо. Внизу творится что-то нехорошее, громкое и скверное. Монахини орут – не кричат и не визжат, а именно орут сердитыми, возмущенными и очень настойчивыми голосами, но потом эти звуки сменяются чем-то вроде дружного потрясенного вздоха. Вместо того, чтобы расти, возмущение стихает и превращается

в растерянный испуганный ропот.

У подножия винтовой лестницы Джо, бросив взгляд вниз, различает стайку монахинь. Стоящая впереди сестра, гневно потрясавшая пальцем, теперь притихла, и ее яростный палец скорее предостерегает, нежели останавливает. Она явно напугана.

Мимо нее проносится фигура в черном: оборотень вышел на охоту. Широким плечом оттолкнув монахиню с дороги, он вращает звериной головой, высматривая добычу. Эди Банистер бесцеремонно хватает Джо за шкирку и оттаскивает прочь от лестницы.

– Тоже мне турист! – злобно шипит она. – Хватит осматривать достопримечательности! Надо сматываться, юнец. Тебя папа разве не научил: сперва делай ноги, глазеть по сторонам будешь потом?

– Он учил меня никогда не сдаваться, – обиженно отвечает Джо Спорк, спеша за ней по узкому служебному коридорчику.

– О, не сомневаюсь. Но давай читать между строк: разве он учил тебя не сдаваться в заведомо проигрышной битве? Или в таком случае следует сперва отступить, перегруппироваться, а потом уж дать бой?

Мы с Полли – твои единственные друзья. Вряд ли Мерсер, давая этот совет, мог представить такое развитие событий.

– Я вам не доверяю! – рычит Джо.

– Вот и отлично. С таким подходом у тебя есть шанс выжить. А пока заткнись и делай, что тебе говорит добрая старая леди, или пеняй на себя.

Он что-то бормочет под нос, выражая нечто среднее между недовольством и смирением; Эди на миг оборачивается к нему с ослепительной улыбкой, полной поддержки и сочувствия, затем взмахом руки кладет конец разговорам.

– Вниз, – приказывает она, и они ныряют в дверь, за которой скрывается еще более тесная, чем коридорчик, служебная лестница.

Джошуа Джозеф чувствует, что попал в страну чудес, созданную специально для тщедушных старушек, и надеется, что для выживания в этой стране ему не надо уменьшаться в размерах. Потом он улыбается, вспомнив, что раньше отлично это умел – съеживаться и выживать.

– Куда мы? – вопрошает Гарриет.

– Ваш монастырь, вы мне и скажите, – отзывается Эди.

– Эта лестница ведет… в сад.

– Так я и думала.

– Оттуда не выйти на улицу. Сад обнесен высокой стеной, а калитки нет.

– Это мы исправим.

– Что?!

Эди Банистер не отвечает, только вскидывает подбородок, весьма красноречиво давая понять: разговоры сейчас – непозволительная роскошь, время поджимает, да и вообще, монахиням положено вести себя чуть смирнее и трепать языком чуть поменьше.

Гарриет кивает. Джо еще никогда не видел, чтобы она так быстро сдавалась; похоже, Эди Банистер знает, что делает. Кроме того, слепая псина – собачий эквивалент атомной бомбы – дает ей несправедливое преимущество.