Ангелотворец
Шрифт:
Джо вспоминает, что до сих пор закутан в черное покрывало, и стягивает его с себя.
– Так и думал, – кивает бородач. – По походке узнал, поди.
– Как ты выбрался?
– Какой-то гусь разворошил муравейник. Сирены завыли и прочее. Они отвлеклись. А со мной отвлекаться опасно. Я их мигом скрутил и поджег тут все. Не люблю, когда со мной обращаются без уважения. Я пытался им втолковать… А ты вроде возмужал.
– Я… что?
Бородач пожимает плечами.
– Силищи в тебе много. И ходишь осторожно, с оглядкой, словно боишься все кругом переломать. Скрываешь правду. Ну, или раньше скрывал.
– Какую правду?
– Не дури. Ты понял, о чем
Видимо, сила – это плохо. Бородач протягивает руку к мистеру Ничего Особенного и что-то делает с кровавой дырой, на месте которой раньше было его ухо. Мистер Ничего Особенного сгибается пополам и блюет, хотя ему явно нечем.
– Что за народ такой – Гакоте? Чего они такого понаписали? Зачем этой мрази понадобилась их книга?
Инстинкт Ночного Рынка: юли. Джо пожимает плечами.
– Без понятия!
Бородач присматривается к нему и вдруг начинает хохотать, едва не падая с ног от смеха.
– Что тебя насмешило?
– Ты! Черт побери. О-хо-хо, черт, это уж слишком… Ты тоже понятия не имеешь, что тут к чему, верно? И они это знали, но все равно мурыжили тебя по полной программе, и чем дольше ты не раскалывался, тем сильнее они боялись, что не смогут тебя расколоть, и чем сильнее они боялись, тем меньше ты знал… Обалдеть!
Джо с трудом подавляет желание сказать этому человеку, что вообще-то он давно сообразил, что тут к чему, а еще ему известно нечто такое, о чем пока не догадываются эти сволочи. Но вместо того, чтобы хвастаться, он тоже начинает смеяться.
Бородач опирается на письменный стол и сшибает на пол стопку справочников, что вызывает у обоих новый приступ хохота. Похоже, только мистер Ничего Особенного не получает удовольствия от происходящего. Заметив это, бородач немного серьезнеет.
– Где выход? Выкладывай.
– Внизу! Внизу, в подвале!
– Вряд ли. Там меня держали.
– Нет! Здесь все перепутано! Если нажать кнопку подвала, лифт поедет вверх! Это нельзя почувствовать, механизм работает очень плавно! Тех, кто не знает, иногда тошнит. Выход – внизу!
Бородач широко улыбается Джо.
– А вот это похоже на правду! Давай, делай ноги.
– Ты разве не пойдешь?
Бородач косится на него.
– Тебе моя компания ни к чему, дружище. Я у них не в чести. Вообще-то я человек не плохой, но они меня порядком разозлили. И я планирую выразить им недовольство. – Он нагибается и проделывает с мистером Ничего Особенного нечто молниеносное и ужасное: тот начинает издавать жуткие сиплые звуки, по которым можно догадаться, что у него внутри что-то необратимо повреждено, и кричать он больше не может.
Джо делает шаг назад.
– Теперь дошло, а?!
– Кто ты такой?
– Никто. То есть, раньше я кем-то был, конечно. Помню, мне нравились пьесы Керри Лонергана и музыка Эрты Китт. Любил… апельсиновый сок. Свежевыжатый, из закусочной в конце улицы, где готовили сэндвичи. Баловал себя раз в неделю. То было раньше. А теперь поди разберись, кто я такой.
– Пациент?
– Есть маленько. Это ведь еще не делает меня плохим человеком, верно?
Мистер Ничего Особенного быстро запускает руку в карман брюк и прижимает что-то размером с мобильный телефон к ноге бородача. Раздается странный треск: будто робот посылает воздушный поцелуй. Бородач, осклабившись, встряхивается.
– Ну в-вот, – произносит он с запинкой. – Мы все этого ждали, не так ли?
Он крутит головой
– Тут г-главное задаться целью, – цедит он. – Если у тебя есть цель, и ты… нгхх… к ней идешь, тебя ничем не п-проймешь. К-кайф! Будто с-спинку чешут, изнутри… гдха! Хорошенького понемногу, лады?
Он наклоняется и выбивает электрошокер из рук мистера Ничего Особенного. На коже его ноги темнеет ожог: две точечные подпалины.
– Ты мне носок попортил, – говорит бородач и втыкает палец в глаз мистера Ничего Особенного.
Джо чувствует дрожь в губах, как будто его вот-вот стошнит.
– Кто ты?
Хотя он и сам уже догадался – или думает, что догадался.
– Фамилия моя Перри, – отвечает бородач. – А для друзей я Воган. Мы ж с тобой друзья – ты да я?
Черт, еще бы!
– Вот что я скажу, – говорит Воган Перри. – Я, похоже, должен был тебя обработать. Такая у них была задумка. Тот, второй… Тед. Они хотели, чтобы я его припугнул, понимаешь? «Твой клиент, Воган», и все такое прочее. Только я его пальцем не тронул, оно мне надо? Пришлось им самим. Тебя тоже хотели ко мне отправить. А потом уж на тот свет. Судьба нас свела, выходит. Только задумайся. – Перри вновь поворачивается к мистеру Ничего Особенного. – Веришь в судьбу-то? По мне, так это все мура. Если судьба есть, то от наших решений ничего не зависит, верно? И если я поступил дурно… – Он поступает дурно: раздается резкий глухой крик, который заканчивается приступом кашля; мистера Ничего Особенного опять рвет. – Если я поступил дурно, то я не виноват. Это не мой выбор. Вернее, мой выбор был предначертан, иначе я просто не мог поступить, оставаясь собой… что, в сущности, одно и то же. Получается, я родился чудовищем и чудовищем умру. Тогда встает вопрос: а где во всем этом я? Если я ничего не решаю и не выбираю, кто я – просто наблюдатель? Так, в сторонке постоял? Или меня вообще нет? А говоришь, «судьба». – Он пожимает плечами. – Ладно, малой, давай драпай отсюда, – говорит Воган Перри, не оглядываясь. – Мне еще надо поддержать репутацию.
Джо медлит. Совесть подсказывает ему остаться и прийти на выручку мистеру Ничего Особенного. Мистер Ничего Особенного творил ужасное и вообще последняя сволочь, но никто не заслуживает того, что происходит с ним сейчас. В иных обстоятельствах Джо и сам с радостью пнул бы его по яйцам или, допустим, сломал бы ему челюсть. Однако Воган Перри, согласно расхожему мнению и мнению Билли Френда, – не вполне человек. Он – совершенно иное создание в мешке из человеческой шкуры. А Джо и мистера Ничего Особенного объединяет некий универсальный общечеловеческий опыт. Джо совсем не хочется иметь подобную связь с тем, кто слышит Крик и на досуге отрывает людям уши.
И все же он чувствует родство с Перри. Джо неудержимо манит его целеустремленность, его напор, его фамильярное отношение ко всему, что пугает и ужасает. Перри оказался куда более органичной частью этого мира – нового мира допросов с пристрастием и темных тайн, за которые человека легко могут убить, – нежели Часовщик Джо. Этот мир ему понятен. Здесь Перри чувствует себя как рыба в воде, чего совершенно точно не скажешь о Джо. Воган Перри у себя дома и потому ничего не боится. Джо завидует ему черной завистью. Он живет в страхе сколько себя помнит; лишь несколько часов назад его разум внезапно прояснился, после чего он тут же сломал мистеру Ничего Особенного нос.