Ангельский огонь
Шрифт:
Голос ее был чист и ровен. Несколько раз она смотрела на Ролана и всякий раз встречала его обожающий взгляд. Некоторые зрители плакали. Когда она закончила арию, несколько мгновений в зале стояла полная тишина. Анжелика даже испугалась. А потом раздался гром аплодисментов, выкрики «браво», топот, хлопки. Казалось, театр разваливается. На сцену полетели цветы. Она поклонилась.
Воистину, этот день стал ее триумфом! Учитывая опыт Линд, они с мадам выбрали для исполнения арии классического репертуара вперемежку с патриотическими и народными песнями. Несколько раз пение сопровождал
А она смотрела на Ролана, давая понять, что пела только для него, и он тоже неотрывно смотрел на нее. Наконец зрители отпустили примадонну, и она попала прямо в объятия Андре.
— Дорогая! Дорогая! Это — триумф.
Андре проводил ее до гримерной, потом, сославшись на головную боль, ушел. Она облокотилась на дверь, отдышалась и вновь посмотрела на свое отражение в зеркале. Глаза блестели, лицо горело.
Но она поняла, что все это не из-за триумфа, а из-за того, что в зале был Ролан! В эту минуту она поняла, насколько любит его! Как она скучала без него и до чего пуста ее жизнь! Она хотела сейчас только одного — уехать с ним к Жюстэну. Свои обязательства перед Новым Орлеаном она выполнила, и сейчас самое важное — это ее муж и сын!
Сейчас нет ничего важнее, чем вернуть сыну отца, и, похоже, есть надежда. Она вспомнила глаза Ролана во время концерта.
В дверь постучали, и знакомый голос произнес ее имя. Боже, это был он. Она метнулась к двери. В ее глазах светились радость и любовь! Но когда она увидела лицо Ролана, поняла, что все не так. Что-то случилось с ним — его взгляд был холоден. Никогда он не был таким симпатичным и одновременно таким недосягаемым. Он смотрел на нее. Он был рядом и был далеко! О, она забыла, какая у него фигура, какие плечи, точеные черты лица. Как он смотрелся! Как красивы его глаза! Как ей хотелось, чтобы он дотронулся до нее! Заключил в объятия, поцеловал. Но Ролан этого не сделал.
— Ролан, я не думала, что ты приедешь, — вот и все, что она смогла выдавить из себя.
— Я пропущу главное событие сезона в Новом Орлеане? — Его слова звучали цинично, но в голосе были и печальные нотки. — Ты прекрасно выступила.
Ей нравились его слова, но она не чувствовала нежности.
— Спасибо, — поблагодарила она и закрыла дверь.
Ролан откашлялся и продолжал:
— Когда ты спела «Последнюю розу…», в зале многие плакали.
Она разозлилась на то, что он так очевидно держит дистанцию, что он не обнял ее.
— Бьюсь об заклад, ты — не прослезился!
Он изогнул бровь и посмотрел на нее. Потом сказал:
— Очевидно, тебя устраивает такая жизнь.
Ей не понравилось замечание.
— Андре сказал мне, что я могу постоянно работать в театре, если захочу, — гордо заявила она.
— В самом деле? А наш сын? — До того как она ответила, он добавил: — Я заскочил к Миро и видел его.
— Спасибо, — пробормотала Анжелика, сдерживая волну возмущения. Как он смеет спрашивать о сыне, когда
— Что у тебя еще? — спросила она.
— Завтра я возвращаюсь в Бель Элиз. Поступай, как хочешь, но наш сын поедет со мной, — он говорил спокойно, но было видно, что это дается с трудом.
Взбешенная его заявлением, Анжелика собралась ему ответить, но в комнату ворвались Жак и Бланш.
— Ты потрясающа! — закричал Жак. Затем, увидев Ролана, который наблюдал за ними, повернулся в его сторону. — Привет, племянник. Все-таки приехал послушать свою жену?
— Да, не смог удержаться.
Бланш устремилась вперед, схватила Ролана за руку.
— О, Ролан, ты поедешь с нами на прием, который устраивает Андре. В карете Жака хватит места для всех.
— Конечно, конечно, пожалуйста, — засуетился Жак.
Ролан покачал головой.
— Не сегодня, спасибо, Жак, — он снова кивнул жене. — Анжелика, я загляну завтра, и мы обсудим проблему будущего моего сына.
Анжелика смотрела на удалявшегося Ролана со слезами на глазах, когда в уборную ввалились несколько театралов.
А Ролан, выйдя из театра, остановился под фонарем, закурил сигару и обругал себя. Сейчас должна выйти Анжелика. Он выбрал место, чтобы еще раз побыть с ней, — чистый идиотизм, ибо примадонну ожидала толпа любителей автографов.
Сегодня, наблюдая за выходом Анжелики на сцену, он страстно желал ее возвращения, он готов был встать перед ней на колени и просить прощения, если это будет необходимо. Однако это было до начала пения и до того, когда он увидел реакцию зрителей. Она околдовала всех, включая его самого. Лелея слабую надежду, он пошел за ней в уборную, но уже первый взгляд на ее лице подтвердил то, в чем он был уверен, то, что страшился высказать вслух.
Она не принадлежала ему больше. Впрочем, она и никогда не принадлежала ему. Она принадлежала миру Нового Орлеана и опере. Когда он это осознал, его душу заполнила печаль, и желание увезти Жюстэна было последней попыткой удержать ее.
Нужен какой-то компромисс. Это ясно. Он скучал о сыне и не хотел жить без него. Может быть, ребенок часть года будет жить с ним, а часть — в городе?
Бровь его дрогнула. Ролан знал, что, будучи мужем Анжелики, он вправе потребовать от нее следовать за собой. Конечно, это так. Но не слишком ли велика цена? Ролан знал, что любит жену столь сильно, что скорее даст ей свободу, чем сломает ее дух. И если именно такую жизнь она избрала для себя — да будет так…
…Когда Анжелика выпорхнула из освещенного театрального подъезда, такая очаровательная и нарядная, решимость Ролана почти иссякла. Схватить ее, увезти, обладать, даже если она и никогда не любила его. Вполне очевидно — она в нем вовсе не нуждается. Ролан с ревностью наблюдал, как его жена любезничает с поклонниками, раздавая автографы. Толпа жаждавших общения с примадонной была столь велика, что почитатели уже оттеснили своего нового кумира на мостовую.
Но, Бог мой, что же это! Ролан почти обезумел от страха, заметив несущийся с бешеной скоростью с другого конца улицы экипаж, — в стоявшем над толпой гвалте никто, кроме него, и не расслышал приближающегося грохота. Милостивый Боже! Обезумевшие лошади подобно пушечному ядру неслись прямо к тому месту где стояла его любимая жена!