Ангельское личико
Шрифт:
— Нет, Марионетта, — заговорил он, внезапно с ненавистью взглянув на своего противника. — Сделай мне одолжение, Моруцци.
Альфонсо вопросительно поднял брови.
— Отпусти ее! — решительно произнес Франко.
— Марионетту? — Альфонсо Моруцци повернулся, чтобы взглянуть на девушку. — Она очень красива, твоя Марионетта.
— Отпусти ее!
Старик пожал плечами.
— Хорошо. Мой шофер отвезет ее домой.
— Я не поеду в вашей поганой машине! — выкрикнула Марионетта. — Я хочу остаться здесь, я хочу знать…
— Делай, как тебе говорят! — приказал отец. Таким резким тоном он никогда с ней не говорил.
— Но я не хочу…
—
Девушка на мгновение растерялась, не зная, как поступить. Здесь, за столом, сидели люди, которых она любила больше всего на свете. И с ними должно было случиться что-то ужасное, а ее отсылают прочь! Альфонсо Моруцци едва заметно кивнул сыну, и Кармело-Пират встал, молча прошел к двери и открыл ее перед Марионеттой. Он вежливо склонил голову, не сводя с девушки единственного глаза. У Марионетты не оставалось выбора. Круто повернувшись, она вышла на темную улицу и резко плюхнулась на сиденье машины. Водитель захлопнул за девушкой дверцу, обошел автомобиль и сел на свое место. Машина тихо тронулась, выезжая с Олд-Комптон-стрит в направлении ее дома.
Глава вторая
Каблуки Марионетты стучали по кафельному полу коридора. Мимо прошла медсестра и улыбнулась. Девушка ответила ей жизнерадостной улыбкой, хотя на душе у нее было скверно. В четвертой палате этой итальянской больницы лежала мама, и с каждым днем становилось все очевиднее, что она отсюда не выйдет.
У дверей палаты Марионетта замешкалась. Какой странный мир: тихие голоса женщин, которые разговаривали друг с другом с кроватей, шорох крахмального халата сестры, осматривающей больных, — реальное сочетание смертельного спокойствия и организованной суеты, привычное для заведений, куда люди поступают надолго. Марионетта внимательно следила, как молоденькая сестра (сама она всегда мечтала об этой профессии) проверяет пульс у пациентки, спящей на кровати около двери. Пальцами одной руки мягко касалась исхудавшего запястья, а в другой руке держала секундомер и считала про себя. Медсестра казалась частью этой жизни, она может с ней справиться. Она выполняет работу, важнуюдля людей! Марионетта вздохнула. Всякий раз, когда она пыталась объяснить это матери, Франческа хмурилась и говорила:
— Но кафе тоже важно, глупышка! Кормить людей — разве это не важно?
Объяснить ей что-либо было невозможно.
Марионетта медленно прошла через палату к кровати, на которой лежала мать. Девушка терпеть не могла приходить сюда, но даже сама мысль об этой неприязни наполняла ее таким чувством вины, что прямо из больницы она всегда шла к отцу Джозефу на исповедь. Как может она быть настолько эгоистичной и жестокой? Бедная мама умирает, а сама она только и думает об удушливой атмосфере смерти, ослабевшем теле матери на подушках, о ее груди, вздымающейся при каждом тяжелом вздохе, и своем отчаянном стремлении поскорее уйти из больницы. Уйти из этого грустного места в мир, где светит солнце, полно здоровых молодых людей, радующихся жизни и получающих от нее удовольствие. Грех, конечно, так думать, но почему тогда все эти мысли постоянно приходят ей в голову?
— Цветы! — Мать с трудом устало улыбнулась. — Очень милые!
Марионетта, как примерная дочь, поцеловала ее в лоб.
— Поставить их в воду?
— Оставь. Сестра потом позаботится. — Франческа махнула тонкой, как у скелета, рукой.
Марионетту поразила перемена, произошедшая в
Франческа протянула к ней руку и с таинственным видом поманила к себе. Дочь с тревогой склонилась к ней.
— Придвинь стул, — попросила мать, борясь с кашлем, — я хочу тебе кое-что рассказать…
Проходившая мимо палатная сестра улыбнулась девушке.
— Не задерживайся, дорогая, — посоветовала она, — мы не хотим, чтобы синьора устала. — И величественно выплыла из палаты.
Марионетта придвинула стул поближе к изголовью.
— Я слушаю, мама.
— Когда придет твой отец?
Дочь удивленно взглянула на нее.
— Как обычно, когда я вернусь. Ты же знаешь, он не может оставить кафе на дедушку и Марио.
Франческа нахмурилась, раздраженная ненужным ей объяснением.
— Ладно, ладно… Сейчас мы с тобой наедине. Загляни в мою тумбочку, bambina. [4] Там лежит вещь, которую я хочу отдать тебе… — Марионетта заглянула в тумбочку. — На нижней полке… в коробке из-под обуви… вот, правильно! Дай ее мне… Теперь садись…
4
Девочка ( итал.).
Заинтригованная, девушка присела, с любопытством глядя на старую коробку, казавшуюся пыльной на белой накрахмаленной простыне. Мать задумчиво касалась ее пальцами.
— Марионетта… — произнесла она, как бы пробуя слово на вкус. — Ты знаешь, что значит твое имя?
— Разумеется, маленькая кукла.
— И ты знаешь, почему тебя так назвали?
Марионетта поморщилась.
— Папа говорит, что, когда я родилась, была похожа на маленькую куклу. А дедушка утверждает, потому, мол, что на Сицилии все любят кукол. И на кукольные спектакли в Палермо ходит больше людей, чем в кино.
Франческа вздохнула, но вздох перешел в хриплый кашель. Марионетта старалась не замечать странных булькающих звуков, которые доносились сначала из горла, а потом и из груди матери.
— Они оба правы, — выговорила наконец Франческа еле слышным голосом. — Но это еще не все. Посмотри, что лежит в коробке.
Марионетта осторожно сняла картонную крышку и заглянула внутрь. На дне что-то лежало, завернутое в тряпицу. Она неуверенно посмотрела на мать.
— Достань, разверни, — сказала Франческа со слабой улыбкой.
Девушка вытащила сверток, раскрыла его и удивленно вскрикнула. В ее руках оказалась изящная деревянная кукла, одетая в костюм Siciliana, [5] с ярко-красными щеками, нарисованным улыбающимся ртом и блестящими черными локонами.
— Какая прелесть! — прошептала Марионетта, разглядывая куклу.
— Кукла принадлежала твоей бабушке-сицилийке, — объяснила ей мать. — Она взяла ее с собой в Лондон, когда они с дедушкой решили совершить великое переселение в Англию. Ты знаешь, что бабушку тоже звали Марионеттой?
5
Сицилийка ( итал.).