Ангелы-хранители
Шрифт:
Тревис вытянул сопротивляющегося пса из угла, высвободив его хвост, чтобы тот мог отвечать на вопросы. Отпустив поводок, он обхватил голову Эйнштейна руками и заставил его посмотреть ему прямо в глаза.
— Они делали тебе больно иголками в этой лаборатории?
Да.
— И поэтому ты боишься ветеринара?
Не переставая дрожать, пес пролаял один раз. Нет.
— Тебе делали больно иголками, но ты их не боишься?
Нет.
— Тогда
Собака просто смотрела на него и издавала эти ужасные отчаянные звуки.
Нора приоткрыла дверь и заглянула в спальню.
— Тебе удалось надеть на него поводок, Тревис? — Затем она проговорила: — Фу! Что здесь у вас происходит?
Не выпуская из рук голову пса и глядя ему прямо в глаза, Тревис ответил:
— Он явно выразил свое неудовольствие.
— Явно, — согласилась она, подходя к кровати и сдергивая с нее испорченные покрывало, одеяло и простыни.
Стараясь разгадать причину такого поведения ретривера, Тревис спросил:
— Эйнштейн, если ты не боишься уколов, может, ты боишься ветеринара?
Пес пролаял один раз. Нет.
Тревис в отчаянии обдумывал следующий вопрос, пока Нора стаскивала с кровати матрац.
Ретривер продолжал дрожать.
Вдруг Тревиса осенило, почему пес так себя ведет и так боится. Он проклинал себя за собственную тупость.
— Черт, ну конечно! Ты боишься не ветеринара — а тех, кому ветеринар может о тебе сообщить?
Дрожь собаки несколько улеглась, и она вильнула хвостом. Да.
— Если люди из лаборатории охотятся за тобой — а мы знаем наверняка, что они упорно разыскивают тебя, потому что ты, вероятно, самый важный подопытный пес в истории человечества, — они должны были связаться со всеми ветеринарными лечебницами штата, да? Со всеми ветеринарами, со всеми живодерами… и со всеми агентствами по регистрации собак.
Пес вновь неистово замахал хвостом, и дрожь его начала стихать.
Нора обошла вокруг кровати и встала рядом с Тревисом.
— Но ведь золотистые ретриверы — одна из самых распространенных пород. Ветеринары и регистрирующие агентства постоянно имеют с ними дело. Если наш гениальный пес зароет свой талант в землю и разыграет из себя глупую собачонку…
— А это у него прекрасно получается.
— …Тогда они не узнают, что ищут именно его.
Нет, узнают, — настаивал Эйнштейн.
Тревис спросил у ретривера:
— Что ты имеешь в виду? Ты хочешь сказать, что они смогут каким-то образом тебя опознать?
Да.
— Как? — осведомилась Нора.
Тревис спросил:
— По какой-то отметине?
Да.
— Где-то под шерстью? — спросила Нора.
Пес пролаял один раз. Нет.
— Тогда где? — недоумевал Тревис.
Высвободившись из рук Тревиса, Эйнштейн так яростно замотал головой, что его длинные уши издали хлопающий звук.
— Возможно,
— Нет, — одновременно с лаем ретривера проговорил Тревис. — Когда я нашел его, его лапы от долгого трудного путешествия были сбиты в кровь, и мне пришлось обработать их борной кислотой. Я бы заметил отметину на лапе.
Эйнштейн снова яростно мотал головой, тряся ушами.
Тревис сказал:
— Возможно, на губе. Скаковых лошадей иногда помечают такой татуировкой, чтобы легче было распознавать и чтобы предотвратить их незаконное участие в состязаниях. Дай мне посмотреть твою губу, малыш.
Эйнштейн пролаял один раз — Нет — и отчаянно замахал ушами.
До Тревиса наконец дошло. Он заглянул в его правое ухо и ничего не обнаружил. Но в левом он кое-что заметил. Тревис подвел пса к окну, где было светлее, и на розовато-коричневой коже обнаружил татуировку, состоящую из двух чисел, черточки, третьего числа и сделанную красными чернилами: 33-9.
Посмотрев через плечо Тревиса, Нора проговорила:
— Вероятно, у них было много подопытных щенков из разных пометов, и их надо было как-то различать.
— Господи Иисусе. Если бы я отвел его к ветеринару, который получил предупреждение о розыске ретривера с татуировкой…
— Но ведь ему надо сделать прививки.
— Возможно, их ему уже сделали, — с надеждой в голосе проговорил Тревис.
— Нам нельзя на это полагаться. Он ведь был лабораторным животным и жил в строго контролируемой среде, где в прививках не было необходимости. Вероятно, прививки могли помешать их экспериментам.
— Мы не вправе пойти на риск с ветеринаром.
— Если даже они его найдут, — сказала Нора, — мы просто его им не отдадим.
— Они могут нас заставить, — обеспокоенно проговорил Тревис.
— Черта с два!
— А что мы сможем сделать? Скорее всего эти исследования финансируются правительством, и нас легко раздавят. Нам нельзя рисковать. Больше всего на свете Эйнштейн боится вернуться в лабораторию.
Да, да, да.
— Но что, если он заразится бешенством или чумкой, или… — сказала Нора.
— Мы сделаем ему прививки позже, — ответил Тревис. — Позже. Когда все немного успокоится. Сейчас слишком опасно.
Ретривер повизгивал от счастья и в знак благодарности облизывал шею и лицо Тревиса.
Нахмурившись, Нора сказала:
— Эйнштейн — почти самое большое чудо двадцатого века. Ты действительно считаешь, что они когда-нибудь о нем забудут и прекратят розыск?
— Возможно, они еще многие годы будут его искать, — признал Тревис, поглаживая пса. — Но со временем энтузиазма и веры у них поубавится. И ветеринары начнут забывать, что им надо заглядывать в уши каждого приведенного к ним ретривера. До тех пор ему придется обходиться без прививок, так я считаю. Это лучшее из того, что мы можем сделать. Это единственное, что мы можем сделать.